– Давай меняться?
Но Динка ни за что не хотела расставаться с этой своей красавицей, поэтому пообещала:
– Я в городе еще одну такую поищу и следующим летом тебе привезу в подарок.
На том и порешили.
Конец августа подступил, как, впрочем, и всегда, неожиданно.
Мама, приехавшая за Динкой, все никак не могла наглядеться:
– Диночка! Ты ли это? Так выросла! А загорела-то как! Тебя и не узнать…
Собрав сумки и чемодан, Динка вышла прощаться с Васькой.
Он ждал ее у ворот. Радостно улыбаясь, девочка быстро подбежала к нему и остановилась, увидев его грустные глаза. Они помолчали. Оглянувшись на дом, зная, что мама уже ждет ее, Динка тихонько тронула Ваську за руку:
– Ну, Васька, мне пора…
– Ага.
Он кивнул и опустил вниз голову. Он хотел стойко, по-мужски проводить своего нового друга Динку, но не очень получалось. Отчего-то противные слезы щекотали глаза и горло ужасно першило. Собрав в кулак всю свою волю, Васька посмотрел на девочку:
– Ну, счастливо тебе.
Его губы скривились то ли в улыбке, то ли в сдерживаемом всхлипе. Помолчав еще секунду, он вдруг спросил внезапно задрожавшим голосом:
– Динка, а ты точно приедешь на следующее лето?
Динка хотела засмеяться, но вместо этого отчего-то молча кивнула и как-то хрипло выдавила:
– Приеду.
Не сдержавшись, она все-таки заплакала. Сама не понимая отчего, она горестно всхлипывала и терла ладошкой глаза. А потом, словно вспомнив что-то, негромко спросила:
– Васька, а хочешь, я тебе марку отдам? Сейчас? Хочешь?
Васька отчаянно замотал головой, не глядя ей в глаза:
– Нет. Не хочу. Лучше потом привезешь.
И тут же с надеждой выдохнул:
– Привезешь?
И она, понимая, что не марка ему нужна, а она сама, благодарно шмыгнула носом:
– Привезу.
И он, и она, сами не понимая почему, чувствовали, что нынешнее лето навсегда останется в их памяти.
Она уезжала.
Встав на заднее сиденье коленями, Динка заплакала, не стесняясь мамы, и долго махала и махала рукой. Васька, поначалу побежавший за машиной, потом отстал, и его худенькая фигурка, удаляясь, становилась все меньше и меньше, пока совсем не скрылась за горизонтом.
Ну что ж… Детство уходило.
Динка становилась взрослой.
Все будет хорошо…
Наконец в избе все угомонились.
Уснули взрослые дети, устало разметавшись на высоких пуховых подушках, сладко засопел в своей колыбельке полуторагодовалый карапуз Митька, за печкой, на широкой лавке, наконец угомонился старик-отец.
Стало тихо-тихо.
И в этой легкой, теплой, ночной тишине деревенской избы лишь слышалось, как потрескивают дрова в древней, еще прадедом сложенной