Бумаги были приняты уже правительством Германии объединённой. Через три месяца С. с семьёй получил приглашение на постоянное место жительства. Но выезжать он должен был как ’refugee’ – беженец. Здесь и возникли непредвиденные проблемы.
Чтобы продать принадлежавшую им долю хорошей квартиры в центре N-ска, ему пришлось сначала развестись, затем оформить брак с женщиной, фактически жилплощадь покупавшей, развестись с ней и, наконец, жениться заново на настоящей супруге. Всё требовало времени. И когда С. пришёл в германское посольство в Москве для оформления вида на жительство, чиновник, едва ли сочувствовавший такому странному беженцу, отвечал, что полугодичный срок обращения по его приглашению истёк.
– Как же так? – возражал обескураженный проситель – по нашим правилам приглашение на постоянное место жительства действительно в течение года! Мне пришлось устроить множество разных дел, подготовиться к отъезду…
– Нам всё равно, что и сколько действительно по вашим правилам, но если вы беженец, вы должны отправляться немедленно!
Обращение было направлено на повторное рассмотрение. К счастью, германское правительство своего мнения не изменило: С. мог переселяться с женой и дочерью в землю Шлезвиг-Гольштейн.
Однако же он решил для начала поехать один, немного освоиться на новом месте и тогда перевозить семью.
Небольшая остановка в Москве произвела на него неизгладимое впечатление. Никогда – ни до того, ни после – она не казалась настолько мрачной. Город вечной ночи! Снег сыпал да сыпал, немедленно превращаясь в грязь. Едва просачивалось жиденькое молочко дня, как в три пополудни уже начинало смеркаться, и в четыре темнело. Ни разу за неделю не проглянуло солнце – в N-ске такое, что ни говори, невозможно. Зато на каждом шагу попадались приметы нового мы́шления и новой жизни, заполонившие столицу с поразительной быстротой – что до N-ска пока не дошло. С. успокаивал себя, говоря: «Да мне-то теперь что», – но снова и снова не на шутку раздражался и огорчался увиденным.
Как и тем, что московские знакомые за него не порадовались. По большей части они не отвлекались от своих дел; разговоры в основном вращались вокруг избитой формулы «ты еврей, а я не смог». Всего два настоящих друга переживали из-за отъезда С., и невыразимая гамма чувств по этому поводу никак не сводилась ни к печали, ни к удовлетворённости. Гораздо больше прежнего пили, меньше прежнего пьянели – и почему-то много плакали… Все оставались живы – но что-то из жизни уходило бесповоротно.
За несколько дней, проведённых в лагере Красного Креста для иммигрантов, ему полегчало. Условия были вполне сносные,