под бичами крепчающей стужи
коченел бледный знак Фаренгейта,
и безумную песенку ту же
выводила полночная флейта.
1913
Заповедная буща
Триневластная твердыня
заневоленных сердец.
Некуда дремлюге ныне,
некуда от шумей деться:
мечутся они во стане,
ярествуют на груди.
А в те дни, смеясь, предстанет
везичь везей впереди!
Бунь на поляне Цветляны,
осень взбежала – олень, —
только твои не сгубляны
ясовки, яблочный день;
только твои не срубляны
белые корни небес…
Дивится делу Цветляны
детская доля живее.
1913
Москва
* * *
Перуне, Перуне,
Перуне могучий,
пусти наши стрелы
за черные тучи.
Чтоб к нам бы вернулись
певучие стрелы,
на каждую выдай
по лебеди белой.
Чтоб витязь бы ехал
по пяди от дому,
на каждой бы встретил
по туру гнедому.
Чтоб мчалися кони,
чтоб целились очи, —
похвалим Перуна,
владетеля мочи.
<1914>
* * *
Ой, в пляс, в пляс, в пляс!
Есть князь, князь, князь,
светлоумный, резвоногий,
нам его послали боги!
Ой, ясь, ясь, ясь!
Есть князь, князь, князь!
Как твой первый бег,
буди быстр весь век.
Как ты всех упрежал,
пред тобою кусты
под покровом тьмы
преклонялися,
а до нас добежал,
светлоликий ты, —
пред тобою мы
рассмеялися.
Ой, в пляс, в пляс, в пляс!
Есть князь, князь у нас,
светлоликий, резвоногий,
нам его послали боги!
<1914>
Бреговег
Зазмеившись, проплыла,
грозных вдаль отбросив триста,
в море – памяти скула —
в слезы взмыленная пристань.
Даже высушена соль,
даже самый ветер высох,
но морей немая боль
желтым свистом пляшет в лицах.
И в колени моряка
опрокинув берег плоский,
перережутся века
черным боком миноноски.
Уплывающим – привет,
остающимся – прощенье.
Нас – ни здесь, ни с теми нет,
мы – ведь вечности вращенье!
Июнь 1914
Евпатория
И последнее морю
Когда затмилось солнце,
я лег на серый берег
и ел, скрипя зубами, тоскующий песок,
тебя запоминая
и за тебя не веря,
что может оборваться межмирный волосок.
Всползали любопытно по стенам смерти тени,
и лица укрывала седая кисея.
Я ощущал земли глухое холоденье,
но