Рингил дочиста вылизал пальцы.
– Ага, я в курсе. – Он окинул собравшихся внимательным взглядом. – Кто-нибудь уступит мне место?
Милакар кивнул ближайшей шлюхе, на расстоянии одного гостя от его большого кресла во главе стола. Женщина поднялась – проворно, но без лишней суеты и не говоря ни слова. Изящно отступила к одному из занавешенных окон в алькове и замерла там, спокойно сложив руки на бедре и чуть развернувшись, чтобы остальные присутствующие видели ее окутанную муслином фигуру.
Обойдя стол и остановившись у освобожденного места, Рингил кивнул женщине у окна и сел на ее стул. Бархатистый плюш хранил тепло ее зада, он ощущал через ткань штанов эхо нежеланной близости. Соседи по обе стороны от него демонстративно отводили глаза. Рингил сдержал желание поерзать.
«Ты камнем лежал в собственной моче шесть часов на побережье Раджала, изображая труп, пока Чешуйчатые обнюхивали волноломы вдоль и поперек со своими пеонами, ища выживших. Ты сможешь высидеть полчаса в тепле шлюхи, не дергаясь. Сумеешь вести вежливые разговоры, как принято в Луговинах, с собравшимися тут великими и милосердными трелейнцами».
Миляга Милакар поднял кубок.
– Что ж, тост. За одного из самых героических сынов города, который не спешил возвращаться, и все-таки он здесь.
Короткая пауза, затем что-то вроде бурчащей волны ответов прокатилось вдоль стола. Каждый гость поспешно утопил лицо в кубке. Рингил вдруг понял, что они немного похожи на свиней у корыта. Покончив с тостом, Милакар перегнулся через ближайшего гостя, так что лицо оказалось менее чем в футе от Рингила. Его дыхание было сладким от вина.
– И вот теперь, когда спектакль завершился, – вежливо проговорил он, – может, ты поведаешь мне, что тебе нужно, Гил.
Морщинки в уголках светлых глаз выражали невольное любопытство. Между аккуратно подстриженными усиками и бородкой изогнулся в усмешке большой, выразительный рот – напряженные в предвкушении страсти губы чуть открывали край зубов. Рингил вспомнил этот взгляд и почувствовал, как что-то под сердцем трепыхнулось.
Милакар облысел – или почти облысел, – как и предсказывал. И обрился, оставив на голове лишь щетину, как обещал.
– Пришел тебя повидать, Миляга, – сказал Рингил, и это была почти вся правда.
– Повидать меня, да? – пробормотал Милакар позже, когда они лежали в комнате наверху, в большой кровати с шелковыми простынями, измотанные, испачканные, друг у друга на бедрах. Он чуть приподнялся, ухватил Рингила за волосы на затылке и с притворной жестокостью снова подтащил его лицом к своему обмякшему паху. – Ну еще бы. Ты лживый мешок высокородного дерьма, каким всегда был, Гил. – Он напряг пальцы, больно потянув за волосы. – Такой же, каким впервые пришел ко мне пятнадцать гребаных лет назад, мальчишка-Эскиат.
– Шестнадцать. – Рингил перехватил руку, сжимавшую