Аграфена не понимала княгиню, ну чего же так страдать-то? Сын крепкий, вон как грудь сосет, головку уже держит хорошо, видно, что рослый будет. Но Елена ни с кем не делилась своими страхами, только разве вон со старой мамкой Захарихой о чем-то изредка шепталась. Челяднина подозревала, что не все так просто в рождении Иоанна, но держала мысли при себе, чтобы за язык не укоротили на голову.
Однажды она все же невольно подслушала тихий разговор Елены с Захарихой, княгиня спрашивала о каком-то немом. Мамка успокаивала, мол, все в порядке, жив-здоров. Так ничего и не поняв, Аграфена все же не забыла того, что услышала. Кроме того, Елена всякий день истово молилась, выпрашивая прощение в каком-то грехе. Над этим Челяднина долго не размышляла. Понятно же, что княжич вовсе не Василия, кто же поверит, что после стольких лет бесплодности князь, который разменял шестой десяток, вдруг стал отцом? Многие так думали, считали, что истинный отец Телепнев. Разговоров не было, потому как боялись, но думать никто не мог запретить, в том числе и Аграфене про своего братца. Но мальчик рос, и становилось заметно, что обличьем он похож на князя Василия.
Пока дите видели только самые близкие, ребенка не стоило лет до трех показывать чужим. Князь переживал за него всякую минуту. Особенно страшно стало, когда на шейке у маленького Иоанна вдруг вскочил какой-то чирей. Пока гнойничок не прорвало, Василий изводил Елену своими требованиями писать ему, как дела у мальчика, чаще советоваться с опытными боярынями и княгинями, следить за сыном получше. Снова заказывались богатые молебны за здравие княжича. Княгиня, понимая, что гибели ребенка Василий ей не простит, не могла найти себе места. Ее саму давно мучили сильные головные боли и больное ухо, не дававшее заснуть ни на минуту.
Шли месяцы, князь снова и снова наведывался в ложницу к жене, уговаривая родить еще одного наследника. Василия пугало любое недомогание единственного сына, он очень боялся, что с ребенком может что-то случиться, а потому надеялся на рождение второго.
По заснеженным улицам Москвы к Китай-городу спешила княжеская мамка Захариха. Третий день сильно морозило, потому люди передвигались вприпрыжку, поеживаясь. Наверное, потому и Захариха торопилась. Никто не подивился ей, мамка частенько хаживала к своей давней приятельнице Василисе, с молодости были дружны. У Василисы муж давно помер, еще в молодости был то ли удавлен, то ли попросту замерз где-то такой же зимой. Остался сын Еремей, да только был он убогий, ни на что доброе негоден – глух и нем. Лишь мычал да руками махал.
Когда родился