Хорошенькая дочь Адриановых Нина (по-настоящему Анна), подобно матери была заражена чиновничьей спесью, но в противовес матери была, безусловно, умна. В Нине чувствовалась холодная рассудочность, совершенно исключавшая свойственную мне «московскую непосредственность».
В гимназии она держала себя гордо и поддерживала отношения только с Верой Мартыновой, бывшей с ней в одном классе, и со мной, бывшей на один класс моложе. На переменах она говорила нам, что по окончании восьми классов собирается поступить в Строгановское училище (которым особенно интересуется великая княгиня Елизавета Федоровна), и убеждала меня последовать ее примеру.
Не признавая в себе художественных талантов, я все же решила, что для прикладного искусства моих возможностей хватит, и весною 1910 года мы с мамой отправились на Рождественку к директору училища Николаю Васильевичу Глобе, чтобы узнать условия приема и занятий.
Ведущая роль в художественной жизни города принадлежала Московскому училищу живописи, ваяния и зодчества, давшему России Левитана, Поленова, Саврасова и многих других прекрасных художников. Директором там был князь Алексей Евгеньевич Львов, человек просвещенный, мягкий, никогда не оказывающий начальственного давления на преподавателей и учащихся и пользующийся их уважением. Строгановское училище, поскольку оно было лишь «художественно-промышленным», должно было держать себя значительно скромнее, но «великий рекламист» Глоба, вступив на пост директора, сумел создать вокруг своего учреждения большую шумиху. Он был плохим художником, но прекрасным организатором, человеком властным, любящим слушать свои собственные речи. В результате его руководства Строгановское училище в короткий срок покинули многие талантливые преподаватели (в том числе архитектор Жолтовский), не желавшие подчиняться деспотической воле и подчас бездарным (в художественном смысле) указаниям; но зато широкой рекой потекли министерские дотации и выгодные заказы. Строгановское училище стало неизменно получать павильоны на всех отечественных и международных выставках.
Когда мама и я вошли в директорский кабинет, заваленный рисунками, чертежами и образцами продукции двенадцати мастерских училища, нас весьма любезно встретил высокий, смуглый человек лет сорока пяти. Я сразу же решила, что если на директора надеть «венец и бармы Мономаха», он будет прекрасным типажом для Бориса Годунова. Николай Васильевич Глоба высоко держал голову с зачесанными назад, слегка седеющими волосами. У него был острый живой взгляд, нос с горбинкой и небольшая темная борода. Говорил он много, громко и сам себя слушал.
Приветственно отнесясь к моему желанию заняться прикладным искусством, он сразу сел на своего любимого конька – заговорил о низком уровне художественного