– Да пошел ты к черту! – сказал я и отвернулся.
– А вот и не угадал, – сказал он, и я снова взглянул на него. Он смеялся во весь рот, обнажив редкие гнилые зубы. – Это не я пойду к черту, – и он сжал в своем кулачище крест. – А вот тебе, дружок, боюсь, не избежать адского пламени. – Он снова расхохотался. – Страшного пламени, – и он коснулся головы. – Здесь. – И, передернувшись, словно от боли: – Везде. – И показал на сердце. – Здесь тоже. – В его взгляде были злоба, насмешка и еще что-то, чего я не мог понять, он смотрел на меня, будто я находился очень далеко. – Бедный мой дружок, такой молодой, такой сильный и красивый, не угостишь ли выпивкой?
– Va te faire foutre![25]
Он скорчил мину обиженного ребенка, или огорченного старика, или стареющей актрисы, которая славилась в молодости прелестной, по-детски нежной красотой. Темные глаза его злобно сузились, а углы глаз поползли вниз, как у трагической маски.
– T’aura du chagrin[26], – сказал он. – От несчастья тебе не уйти. Еще попомнишь мои слова. – Он горделиво выпрямился, словно принцесса, и, сияя нарядом, скрылся в глубине зала.
За спиной я услышал голос Жака:
– Все в баре только и говорят, как хорошо вы смотритесь с барменом. – Он пронзил меня мстительной улыбкой. – Надеюсь, никакой путаницы?
Я посмотрел на него сверху вниз. Мне хотелось врезать этому веселому, мерзкому и пошлому типу с такой силой, чтобы он никогда больше не смог улыбаться так, как улыбался мне сейчас. И еще хотелось поскорее выйти из бара на свежий воздух, может, даже разыскать Геллу, мою девочку, над которой вдруг нависла страшная опасность.
– Путаницы не было, – отрезал я. – Смотри сам не запутайся.
– Думаю, могу сказать, что никогда я не был так уверен в себе, как сейчас. – Теперь Жак не улыбался, он просто смотрел на меня холодно и злобно. – Даже рискуя навсегда утратить твою исключительно преданную дружбу, я скажу тебе вот что. Путаница – роскошь, которую могут позволить себе только очень юные люди, а ты к ним уже не относишься.
– Не понимаю, о чем ты, – сказал я. – Давай лучше выпьем.
Я понимал, что мне надо напиться. Джованни снова появился за стойкой и подмигнул мне. Жак не спускал с меня глаз. Я демонстративно повернулся к Джованни. Жак сделал то же самое.
– Повторить, – сказал он.
– Конечно, – отозвался Джованни. – Сам бог велел. – Он поставил перед нами стаканы. Жак заплатил. Вид у меня был, наверно, тот еще, потому что Джованни шутливо поинтересовался: – Эй! Вы, часом, не набрались?
Я снисходительно улыбнулся.
– Ты что, американцев не знаешь? Я еще и не начинал.
– Дэвид совсем не пьян, – влез в разговор Жак. – Просто с грустью вспомнил, что ему нужны новые подтяжки.
Мне хотелось убить Жака. И в то же время я с трудом удержался от смеха. Я скорчил гримасу, как бы объясняя Джованни, что у старика особая манера шутить, но тот опять исчез. Настало то время вечера, когда посетители уходят и приходят большими группами. Позже все они встретятся в одном баре, все, кому не повезло и кто остался один в такой поздний