Философия права русского либерализма. Анджей Валицкий

статья Плеханова была попыткой снять с себя ответственность за идеологическое обоснование большевистского террора и роспуск Учредительного собрания. Но его аргументы не имели ничего общего с защитой права и политической демократии как принципа. Напротив, он основывал свои рассуждения на своей любимой концепции исторической необходимости, утверждая всего лишь, что в российских условиях Учредительное собрание было прогрессивно и еще не пришло время заменить его диктатурой пролетариата. Он не отрицал, что собрание выступало за “буржуазную” демократию, и не забывал также, что для марксистов буржуазная демократия означала капитализм, то есть новую форму порабощения трудящихся, но в противовес этому он подчеркнул, что даже античное рабство было исторически оправданно, поскольку, как сказал Энгельс, “без античного рабства не было бы и современного социализма”[248]. Отрицание исторической необходимости во имя “абстрактного идеала” было характерно прежде всего для русского народничества в противоположность марксизму, и он заключил поэтому, что большевиков следует считать не его (Плеханова) детьми, но, скорее, сводными братьями Виктора Чернова, председателя распущенного собрания[249].

      Правда, Плеханов понимал, что российские рабочие, возможно, не будут сочувствовать Учредительному собранию только лишь по причине его якобы исторической необходимости. Поэтому он добавил, что члены собрания твердо выступали “за интересы трудового народа России”[250]. Но в своей защите буржуазной демократии он прежде всего настаивал на том, что она является необходимой стадией прогресса, что она хороша с точки зрения идеальной нормы разумного развития истории, но не на том, что она выражает классовые интересы рабочих.

      Действительно, трагедия Плеханова была трагедией русского западника, который желал своей стране “нормального”, “европейского” развития с разумным чередованием стадий и в полном соответствии с “внутренним” экономическим и культурным ростом. С одной стороны, его марксизм предполагал необходимость развития классового антагонизма пролетариата и буржуазии; с другой, он провозглашал потребность воспитания российских рабочих в духе “научного социализма”, подготовки их к тому, чтобы принять – на одно-два поколения – господство их классового врага. Психологическая невозможность одинаковой приверженности каждой из этих двух целей должна была бы быть очевидна, но, что удивительно, Плеханов полностью осознал это только в последние дни жизни, когда его стал мучить вопрос: “Не рано ли мы начали пропаганду марксизма в отсталой полуазиатской России?”[251] Он умер с горьким пониманием того, что деятельность, которой он посвятил всю жизнь, дала результаты, отличные от того, к чему он стремился; другими словами, что его обманул его идол, История.

      Различие Плеханова и Ленина было значительным с самого начала, хотя некоторое время ни один из них не понимал ясно его причины.