Но если мы обратимся к Гоббсу, то найдем у него совершенно противоположную точку зрения: Гоббс отвергает идею о том, что в жизни человека есть место какому-либо естественному совершенству или целям. Людей подвигает к действию одно лишь неустанное и неутолимое стремление к власти, исчезающее только со смертью. Интересы индивидуума заключаются в обеспечении блаженной жизни – жизни, сводящейся к непрерывным, хотя и неизбежно мимолетным успехам в достижении объектов своего желания[104] – и по этой причине индивидуум особенно заинтересован в том, чтобы оградить себя от непрерывно маячащей перед ним опасности насильственной смерти: к этому сводится summum malum[105] человеческого существования.
Гоббсовское определение того, что следует понимать под процветанием, предпочтительнее аристотелевского вследствие его большей широты, поскольку оно в большей мере учитывает разнообразие целей, стоящих перед людьми. Но тем не менее и оно неадекватно. Если ошибка Аристотеля заключалась в узости его представлений о жизни, подобающей человеку, то Гоббс ошибался, полагая, что для человека больше, чем что-либо иное, значит сама жизнь, т. е. стремление избежать смерти. Ведь хотя насильственная смерть занимает одно из первых мест в любом списке жизненных несчастий, она представляет собой не самую худшую возможную участь. Так, люди рискуют своей жизнью в бою (сражаясь ли за свободу или за славу республики), жертвуют жизнью ради блага других и сами лишают себя жизни, стремясь избежать позора или бесчестья.
По мнению Гоббса, инстинкт самосохранения настолько силен, что он ставит пределы любой суверенной власти. «Если суверен приказывает человеку