Выйдя из кабинета, я попытался обратиться к офицерам, служащим в штабе, из которых большинство были старыми соплавателями и сослуживцами по эскадре Тихого океана, некоторые даже товарищами по выпуску, но все они, в момент своего прихода, видимо, ничего не делавшие, теперь сидели за столами, копались в бумагах, имели вид чрезвычайно озабоченный и отделывались какими-то туманными фразами. Однако это отнюдь не было следствием «штабной» важности, забвения старой дружбы.
Наоборот, как только я сказал, что у меня в городе нет пристанища, на меня посыпался целый ряд самых радушных предложений гостеприимства, и люди, только что отговаривавшиеся неотложными делами, всецело занялись посылкой вестовых для сбора моего имущества, растерянного по Артуру.
На «Петропавловске», где держал свой флаг начальник эскадры[9], настроение было еще более подавленное.
«Точно покойник в доме», – невольно мелькнуло у меня в голове…
Флаг-офицеры и другие чины штаба и судового состава радостно пожимали руки, наперерыв расспрашивали о кронштадтских и петербургских знакомых, чрезмерно интересовались дорогой, но решительно уклонялись от всякого разговора о положении настоящего момента. Флаг-капитан был, по-видимому, занят еще больше, чем адмирал Витгефт. Он просто и без замедления провел меня к начальнику эскадры.
За три года, что я его не видел, адмирал мало изменился. Все та же фигура старого морского волка, даже седины немного прибавилось, но только добродушно-проницательный взгляд серых глаз сделался как-то сосредоточенно-усталым, словно обращенным куда-то внутрь. Казалось, что, произнося ласковые слова приветствия, отдавая приказания, он делает это чисто механически, по привычке, что мысли его заняты чем-то совсем другим, что, разговаривая со мною, он слушает не меня, а какой-то тайный голос, подымающийся со дна души, и с ним ведет свою беседу.
– …Да, да… говорят – есть надежда. Командир, 70 человек команды отправились сегодня… искать… Может быть… Тогда, завтра – Вы с остальными…
Я попытался попросить разрешения отправиться теперь же на чем-нибудь… на миноносце, на портовом баркасе.
Адмирал сначала, как будто, согласился.
– Да, да… конечно…
Потом вдруг, словно что вспомнив, усталым голосом промолвил:
– Впрочем, нет… все равно… вряд ли… – и, круто повернувшись, даже не простясь, тяжелой походкой направился из приемной в свой кабинет…
Выйдя на набережную, я зашел в дом (или, как говорили, «дворец») наместника, расписался здесь в книге являющихся и направился домой, т. е. к приютившему меня товарищу. Следовало бы еще явиться к младшим флагманам эскадры, но я решил отложить это на завтра, – не все ли равно?.. Мне было так тяжело… Так хотелось быть одному…
Хозяин еще не вернулся со службы. Сбросив мундир, я сел у окна и стал глядеть… Прямо передо мной возвышался массив Золотой горы, увенчанной брустверами батарей, над которыми высоко в небе гордо вился