Кузов дернулся, приходя в движение. Машина протащилась несколько метров, встала. В кузове – только свои (остальные давно на службе). Рычали сержанты за бортом, хрустел сырой бурелом.
– Скверно жить после ливня в окопе,
Трудно прятаться, если жара.
Не вчера ли я молодость пропил?
Нет, по-моему, позавчера… —
убитым голосом продекламировал Булдыгин и отпил из Ленькиной фляжки. Затем он начал извлекать из увесистого портфеля составляющие «витаминизированного» завтрака: лук, сыр, помидоры. – Бедный Булдыгин, – бормотал Аристов, украдкой мне подмигивая. – Правда, Мишка, этот лирик плохо смотрится в суровой мужской обстановке? Зато жена у него золотая – вон как парня экипировала. Моей Зинке до этого далеко – она умеет шить, вязать, готовить, а также все это тщательно скрывать.
– Шли бы вы, – огрызнулся Булдыгин.
– Слушай, Викторыч, а портфель-то чего у тебя так раздут? – не отставал Аристов. – Телевизор супруга положила?
Я схватил фляжку и машинально потряс – пустая. Где же условия для сносного существования?
– Мечты забываются, – подтвердил Аристов, – Павел Викторович сделали маленький глоточек.
– Сам и выдул, – возмутился Булдыгин, – болтун хренов…
Происшествий и находок с утра не было. Ночь прошла спокойно, если не считать, что добрая половина роты чихала и кашляла. Чай в термосе безнадежно остыл. Сжевав бутерброд, запив его холодной горькой жижей, я сунул в зубы сигарету и вывалился из машины.
Картинка в корне не менялась. Два «Урала» в одну колонну. Солдаты, словно бомжи по свалке, бродили по канавам и подлеску. Двое на задворках с тепловизорами. Далеко впереди – передовой дозор (рисково там ребятам). Сержант Архипов выбирал достойнейшего для благородной миссии.
– Эй, вы, четверо, а ну встали! Будем считаться: кубик-рубик, шарик-х…ярик… Лопухин! Пулей за сухим пайком!
Покосился настороженно в мою сторону – не подпадают ли его действия под военное преступление? Не подпадают. Не бежать же всем колхозом за какой-то дюжиной мешков с едой.
– Камбаров, ты достал уже всю роту! – грохотал на весь лес его двойник Капустин. – А ну, шире шаг!
– Нога натер, товарищ сержант, – бормотало, хромая, щуплое дитя восточных окраин. – Сапог тютелька в тютельку был, еле-еле натянул…
– Тютелька за ночь выросла, Камбаров? – Этот даже не косился в мою сторону. – Ты кем, уродец, на гражданке был? Пряностями торговал? А ну, марш, боец – сносить тяготы и лишения воинской службы!!!
Все эти парни клялись в присяге сносить тяготы. Воинская повинность называется – и когда провиниться успели?
– Проснулась, прокуратура? – беззлобно приветствовал меня капитан Хомченко, осунувшийся и весь обросший серыми камуфляжными пятнами. – Ну и видок у вас.
– Да и вы не посвежели, – огрызнулся я. – Новостей не прибыло,