Тер Арташес кивнул.
– Теперь я должен идти, чтобы еще раз побеседовать с армянами Перы. Благослови, Србазан хайр.
Проводив священника, епископ Гарабет утер выступивший у него на лбу холодный пот – очевидно, великий визирь всерьез вознамерился поссорить армян Константинополя с Россией. Был ли на то приказ султана или Бендерли действовал по собственному почину?
Беспокойство мешало сосредоточиться, и епископ усилием воли заставил себя забыть о разговоре с тер Арташесом – следовало закончить письмо к Строганову. Набросав текст, он отложил перо и прикрыл глаза. Перед тем, как переписать что-либо набело, ему всегда требовалось расслабиться и занять мысли другим – это помогало выявить мелкие шероховатости в черновике. И Гарабет стал думать о том, что на протяжении долгих лет было его заветной тайной мечтой – о патриаршем престоле.
«Богосу осталось недолго топтать эту землю, – думал он, – для избрания мне следует заручиться поддержкой влиятельного лица – того, чье мнение уважали бы и в России, и в Эчмиадзине»
Такой человек был – архиепископ Тифлисский Нерсес Аштаракеци. Гарабет взглянул на драгоценный перстень, который никогда не снимал с безымянного пальца, – подарок Нерсеса. Больше двадцати лет прошло со дня их последней встречи, но тон посланий, которыми Гарабет обменивался с архиепископом Тифлисским, всегда оставался теплым и дружеским. В прошлом они много спорили – обо всем. И споры эти нравились обоим не меньше, чем сложные комбинации в шахматной игре. Нерсес, будучи моложе Гарабета, держался почтительно, но при этом умел отстаивать свое мнение, и логика его рассуждений была безупречна.
Епископ улыбнулся, неожиданно припомнив один их разговор, происшедший во время дружеского застолья. Приятно расслабившись под воздействием крепкого виноградного вина, они заспорили, обсуждая принимаемый служителями «черного» духовенства обет безбрачия.
«Желая посвятить себя служению Богу и церкви, – разгорячившись, говорил Нерсес, – мы должны отказаться не только от мирной семейной жизни, но и от любых плотских радостей, которые мужчины вкушают с женщинами. Иначе служение наше Богу станет лицемерием»
«Где это сказано? – возразил Гарабет, с улыбкой глядя на собеседника, который, как ему было хорошо известно, избегал плотских связей с женщинами. – Обет требует от нас не делить силы и помыслы между семьей и служением Богу, но разве мы нарушаем клятву? Какой грех в том, чтобы время от времени утешить свою плоть? Естество требует своего, борясь с ним, мы бесцельно тратим силы, предназначенные для службы Всевышнему, зато ублажив его, мы спокойно следуем по избранному нами пути, – решив, что столь деликатный разговор требует изысканности,