Я распахнула дверь. Раздался чей-то вскрик, и сразу ударил выстрел.
Потревоженная воронья стая снялась с тополя и принялась, каркая, кружить над поселком.
Лиса!
Я побежала очень быстро – о, только попыталась! Один рывок, и лодыжку пронзила боль. Я схватилась за перила, чтобы не упасть, добралась до калитки, подволакивая ногу, и поковыляла к коттеджу напротив. Выстрел был один – вот о чем я думала. Антон Мансуров – не тот человек, чтобы удержаться от второго, если зверь бежит прочь. Это означало, что ему хватило и одного.
– Анна Сергеевна!
Я обернулась, чуть не плача, и увидела Яна Прудникова.
– Что с вашей ногой? Вы знаете, кто стрелял?
– Мансуров… лису…
Ян Валерьевич не из тех людей, которым приходится объяснять дважды. Он подхватил меня под руку и усадил на скамейку перед палисадником.
– Ждите здесь. Я все выясню.
У дороги растет пышный куст жимолости. Он закрывал мне обзор, и пришлось полагаться на слух.
Шелест травы, трель звонка, испуганный женский голос и неожиданно жесткий – Прудникова.
Невдалеке из песчаного смерча возникла Ирина Тетерина. Она – рой разъяренных пчел в обличье невзрачной полноватой женщины средних лет, бывшего преподавателя по игре на фортепиано, растерявшего всех учеников. Если мир фальшивит, Тетерина лупит его линейкой по пальцам, пока тот не возьмется за ум. Не люблю ее: она криклива, чудовищно самодовольна и по большому счету неумна, однако сейчас я была рада ей как никогда.
– Это вы стреляли? – накинулась она на меня.
– Побойтесь бога, Ирина Юрьевна. Стреляли у Мансуровых. Кажется, в лису.
Она ринулась к коттеджу, и пронзительный голос разнесся над улицей, перекрывая вороний грай.
– …как вы смеете… нарушение режима… обеспечение тишины силами всех жителей…
– А чего вы мне выговариваете, как мальчишке! – Это уже Мансуров.
Я невольно усмехнулась. Вот перед нами человек, выпустивший наружу ядовитых пчел! Старожил не сделал бы такой ошибки.
– Вы и есть мальчишка! Не смейте перебивать меня, я не договорила! Вы знаете, с кем разговариваете? Вы здесь никто… как влетели, так и вылетите! …добьемся на собрании… прецеденты… невероятная наглость…
Перекричать или переспорить Тетерину невозможно. Каждое слово ее ввинчивается в вас и жалит, пока вы бестолково отмахиваетесь и пытаетесь найти способ остановить это безумие.
– …четыре почетных грамоты от мэрии! – ярилась Тетерина. – Благодарность от родителей…
О, перешла к заслугам перед отечеством. Бегите, господин Мансуров,