– Машина бибикает… Тараканиха-дворничиха кричит…
– А ещё?
Стало совсем тихо.
– Скрип шагов по снегу слышите? Это Дедушка Мороз к нам идёт! Давайте посмотрим в окна.
Все прильнули к окнам, вглядываясь в Плотников переулок. И пока все смотрели на улицу, легонько вошёл Дед Мороз и разогнал тишину раскатистым приветствием. Грянул новогодний праздник! Зазвучало:
– Раз, два, три – ёлочка гори!
На плечи Снегурочки легла большая нагрузка: мне надо было проводить игры, загадывать загадки, водить хоровод, запевать песни; а Дедушка Мороз подарки раздавал – кому мандаринку, кому конфету, кому карандаш. Лучший плясун – Шишкин – получил игрушечный грузовик. Мне нравилось, что никто меня не узнавал, а мамы, пришедшие на детский праздник, умилялись:
– Где такую хорошую девочку нашли?
Одна мама даже спросила:
– Ты в какой школе учишься, девочка?
– В лесной, – ответил я и дважды хлопнул ресницами, глядя прямо в глаза и склонив, как Ленка, голову набок.
Сердце прыгало от радости: скольких людей я провёл, то есть обманул! И они все думали, что я – девочка, а я-то на самом деле мальчик! Снегурочка – это сказка, в неё мало кто верил – просто поддались общему настроению на время представления. Однако в то, что Снегурочка – девочка, поверили все. Оказывается, обман бывает даже очень хорошим – добрым. Состоялись ещё четыре ёлки, и на каждой всё в точности повторялось.
Вовка Набатов первым узнал про подарки Сталину, которые выставили в Музее революции. Денег у нас с ним не было, и мы пошли к Пушкинской площади пешком – вход в музей был бесплатным. Курительные трубки, письменные приборы, пистолеты, сабли, кинжалы, ковры, картины, скульптуры… Мне и Вовке больше всего понравились машинки, кораблики, паровозики и миниатюрные железные дороги. Было ещё приветственное письмо Сталину, написанное на срезе рисового зёрнышка, и читать его можно было, только глядя в микроскоп. Потом в музее имени Пушкина открылась ещё одна выставка подарков вождю, и вся знакомая арбатская ребятня ходила её смотреть. В экспозиции рядом с вышитыми бисером футлярами для письменных принадлежностей были фотографии калек с культями вместо рук, которые ногами сделали эту вышивку. До самого лета мы ходили в эти музеи, смотрели на сказочные вещицы, облизывались, мечтая хотя бы раз в жизни поиграть в такие игрушки.
Лето 1951 года: месяц на «Динамо», месяц в пионерлагере «Руза», месяц на Смоленщине. В деревне с ребятами в ночное ходил[9], и не ходил – а верхом на старом мерине, вороном, Шварце. Он был совсем неуправляемым: если другие лошади шли шагом, он, бывало, ни за что не побежит, хоть ты его палкой дубась. В ночное пошли, когда уже совсем смеркалось. Ребята разогнали коней в галоп, мой Шварц, спасибо, тоже не отставал. Держался я за недоуздок и гриву, ошмётки из-под копыт впереди идущих лошадей в лицо мне летели. Я – младше всех, но не трусил и не пищал, тянулся за товарищами. Из Корнеева через Матюнино, мимо Уследнева к Днепру