Мэгги была твердо убеждена, что дядя ошибается. Что его помыслы корыстны, тщеславны и ему нет никакого дела до высоких абстрактных материй, которыми живет она, – к примеру, о глубинных взаимосвязях мирового рынка, о социально-этической ответственности богатых.
– Работа – это… – начала было Мэгги и умолкла. Ей почудилось, что она стоит над пропастью на хлипком веревочном мостике и вдруг замечает внизу бурную реку, разлохмаченные канаты, трухлявые доски.
К счастью, Бекс уже вернулась из кухни и благополучно ее перебила:
– Правда, она красавица? – Одной рукой тетя удерживала серебряный поднос, а другой гладила Мэгги по волосам. – Убить готова, чтобы помолодеть!
Леви кивнул:
– Да. У такой девушки, как она, всегда есть варианты.
На прошлой неделе Артур Альтер проснулся и неожиданно осознал, что соскучился по детям.
Суббота. Семь утра. Грубые, как наждак, обжигающие солнечные лучи поползли по его лицу. Снаружи студенты-медики, математики и прочие трезвенники с отшлифованными мордами слонялись по лужайкам, пока остальные жители кампуса спали с похмелья. Окно в его спальне было чуть приоткрыто и впускало весенний сквознячок. Сквозь эту щель внутрь просачивались частицы студенческого трепа.
Артур медленно встал, чувствуя затекшую больную спину, и кое-как спустил на пол ноги. Ульрика еще спала, лежа на животе. Артур впервые обратил внимание на обложку книги, которую она читала: гордая акация на фоне оранжевого солнца. Поначалу этот ориентализм с примитивной аллюзией на зарю человечества его покоробил, но он быстро опомнился – в конце концов, это квартира Ульрики и вообще она вольна читать что угодно.
Ульрика жила в крошечной, предоставленной университетом однушке в подвале шумного студенческого общежития на Дэнфортском просторе – территории, прозванной так за внушительные размеры, где селили исключительно младшекурсников. Какую унизительную роль отвели Ульрике, подумал Артур: мамка, надзирательница, тролль под мостом… Зато за жилье платить не надо, да и кто он такой, чтобы судить? В последнее время он сам тут живет.
Артур похрустел затекшими плечами и спиной. Они с Ульрикой полночи не спали, спорили до хрипоты: ей предложили грант в Бостоне, и она всерьез обдумывала предложение. Сказала, что, вообще-то, тут и думать нечего: дело стоящее. В принципе, это давало Артуру возможность мягко и безболезненно завершить отношения – подвести черту двухлетней эпохе угрызений совести. (Ульрике было тридцать пять, и он не верил женщинам, которые говорили, будто не хотят детей.) Но что с ним станется