– Ты совсем охренел? – Она скатилась с него, легла на спину и скрестила руки на груди. – Лучше бы молчал, ей-богу.
– Извини.
– Зачем ты так сказал?!
– Мэгги, – взмолился он, – прости!
– Кончи уж как-нибудь сам.
Он закрыл глаза, положил руку ей на бедро и минуту спустя, застонав и содрогнувшись, замер.
– Что я вообще тут делаю… – сказала она.
Они молча лежали рядом. Дыхание Майки успокоилось. И тогда он спросил, не приехал ли к ней отец.
Мэгги прыснула:
– Я голая. Ты голый. Что за вопрос, блин?!
– Так он приехал?
– Нет…
– Ты недавно с ним виделась?
– Нет!
– Тогда, может, с братом встречалась?
Она покраснела:
– Тебе-то какое дело?
– Просто интересно.
– Интересно.
– Просто в универе ты начинала первой, когда хотела выпустить пар.
– Неправда!
– Вспомни-ка: после Дня благодарения, после зимних каникул, в родительский день…
– Ладно, ладно, ладно!
Ну вот опять: восприимчивость и наблюдательность. Откуда? Может, она недооценивала Майки? Хотя, откровенно говоря, недооценивать его было очень легко. Да и вообще – выносить ему оценку. Он был еврейский мальчик из Уайт-плейнс. Мэгги даже никогда не спрашивала его о детстве, ведь все и так было предельно ясно: летний лагерь, непременное участие в Маккабианских играх, проникновенная речь на бар-мицву (написанная в соавторстве с гиперопекающим родителем). Экзамены на «отлично», бесплатная поездка в Израиль…
– Знаешь, это был даже не трастовый фонд. Я вообще не мажорка, если уж на то пошло. Ты ведь это понимаешь?
– Не совсем.
– Бездушная скотина!
– Ну серьезно, в чем разница-то?
– Во-первых, никакого трастового фонда на мое имя нет. Просто я получила наследство, потеряв очень близкого человека. Во-вторых, до смерти мамы я даже не знала, что мне полагается какое-то наследство. У меня нет мажорского менталитета, а именно это имеют в виду люди, называя кого-то мажором. И в-третьих, я отказалась от денег!
– Неужели?
– Да!
– Только ты еще не совсем от них отказалась, верно?
– Откажусь!
– Нельзя сказать: «Я отказалась от денег», если деньги до сих пор лежат в банке. На твоем счете.
Мэгги фыркнула:
– Ну, извини. Слушай…
Проблема Майки, вдруг осознала она, – не столько моральные изъяны, сколько его жизненная траектория. Он во всех отношениях хороший человек, который слишком быстро вырос. Международные финансы, лишний вес, политический консерватизм – разве так полагается жить молодому парню двадцати с небольшим лет? Зато Мэгги делает все правильно: проживает молодость на полную катушку, пренебрегая благами и привилегиями, и изо всех сил приносит пользу миру…
– Ты слушаешь? – спросил Майки. – Ты по-прежнему мне небезразлична, говорю.
– Я пойду.
– Останься.