Снова я подавил в себе желание дать ему отпор и вместо этого кивнул.
– Нас будет двенадцать, – сказал я, – в середине утра, через два дня, у камня. Не забудьте прихватить с собой поддельную грамоту и золота побольше.
– Язычник, я дам тебе ответ, – буркнул Херефрит, потом развернул коня и поскакал прочь.
– Лорд, увидимся через два дня, – пробормотал Брунульф, явно смущенный злобой священника.
Я вновь кивнул, а потом смотрел, как все они едут по направлению к форту. Финан тоже провожал их взглядом.
– Этот желчный поп никогда не заплатит, – буркнул он. – Не заплатит даже за корку хлеба для умирающей от голода матери.
– Заплатит, – возразил я.
Только не золотом. Расплата, как я знал, будет произведена кровью. Через два дня.
Глава четвертая
Камень, у которого отец Херефрит назначил встречу, оказался грубой колонной высотой в два человеческих роста. Он особняком стоял посреди тихой и плодородной долины в часе неспешной езды от форта. То был один из тех странных камней, что древний народ расставил по всей Британии. Некоторые из них образуют кольца, другие проходы, иные напоминают обеденный стол для великана. А многие, подобные тому, что возвышался на обрамляющем долину с юга гребне, были одинокими указателями. Мы поскакали на север от форта, следуя воловьей тропе. Подъезжая к камню, я коснулся молота на шее, недоумевая, какому богу понадобилось устанавливать камень возле тропы и зачем. Финан перекрестился. Эгил, выросший в долине Бейны, пояснил, что его отец всегда называл эту колонну «камнем Тора», но саксы «прозвали ее Сатанинским камнем, господин».
– «Камень Тора» мне больше нравится, – заявил я.
– А саксы тут жили? – спросил мой сын.
– Когда мой отец сюда перебрался – да.
– И что с ними сталось?
– Кто умер, кто сбежал. Некоторые остались здесь, рабами.
Теперь саксы мстили: чуть к северу от гребня, на котором высился столб, рядом с бродом через Бейну, чернели обгорелые развалины фермы. Пожар произошел недавно, и Эгил подтвердил, что это одна из немногих усадеб, разрушенных людьми Брунульфа.
– Они всех прогнали отсюда, – объяснил Эгил.
– Но никого не убили?
Воин затряс головой:
– Здешнему народу сказали, чтобы до захода солнца все убрались, больше ничего. Говорят даже, что предводитель саксов извинялся за то, что ему приходится делать.
– Странный способ начинать войну, – заметил Утред, – с извинений.
– Они хотят, чтобы мы первыми пролили кровь, – проворчал я.
Мой сын пнул обгоревшую балку:
– Зачем тогда спалили усадьбу?
– Чтобы побудить нас напасть? Подтолкнуть к мести? – У меня не находилось более убедительного объяснения. Но почему тогда Брунульф вел себя так робко, столкнувшись со мной?
Воины Брунульфа сожгли главный дом, амбар и коровник. Судя по размеру пепелищ, усадьба была процветающей, а ее обитатели