– Зачем ты это делаешь? – спросил Белокурый, когда они уселись ни диван.
– Я очень хочу, чтоб этих людей помнили, – ответил Фил. – Моя последняя работа, – он указал на белый силуэт, стоящий в конце комнаты.
– Это Моника?
Фил кивнул.
– Вот когда закончу всех лепить, даст Бог, выставку устрою. Так хочется, чтоб каждый себя увидел. Ты, кстати, пишешь?
– Пишу. Подал документы в Литературный. Отправил парочку своих работ, жду ответ.
– Выпьем? – спросил Фил.
– А давай!
Белокурый достал из рюкзака две бутылки.
– Как у вас с Моникой, кстати? – Белокурый посмотрел на Фила.
– Заходит частенько, только я знаю, что ей на самом деле плевать на меня. Порой я даже скучаю.
Моника была передругом-недодевушкой Фила. Двадцатичетырехлетняя брюнетка-анорексичка, тщательно следящая за внешностью, и не разбирающаяся в искусстве вообще.
– Слушай, Фил, тебе не нужно рассказывать мне все, – сказал Белокурый. – У каждого есть свои скелеты в шкафу.
Белокурый не любил разговоры на личные темы. «То, что творится в отношениях, не должен знать никто», – думал он.
– Только эти скелеты иногда хочется кому-то показать. И страшно, когда некому, – ответил Фил. – Моника всегда спокойна. Иногда мне кажется, что она вообще ничего не чувствует. А у меня крыша едет. Я сижу здесь один, среди бронзовых людей, которые даже слова сказать не могут. Стать творческим человеком, Белокурый, помяни мое слово, – ответственное решение. Будь готов к тому, что твоя работа нахрен не будет никому нужна. Ну да, а если так посудить, чем таким важным я занимаюсь? Я спасаю людей? Нет. Я одеваю людей? Нет. Я кормлю людей? НЕТ! Порой я чувствую такое одиночество.
– Ну ничего, ничего, вот умрешь и увидишь…
Фил прыснул от смеха. Белокурый тоже засмеялся.
– Нет, ты послушай, правда, гениев признают только после смерти!
– Спасибо, дорогуша! – хохотал Фил.
В ту ночь они выпили достаточное количество спиртного. Наутро Белокурый вскочил с кровати. Работа – было первое, о чем он подумал. Фил спал в соседней комнате. Белокурый закинул вещи в тачку и помчался в офис. Ко всему прочему, в телефоне было сорок пропущенных от матери. От такого количества уведомлений на экране Белокурый посинел, однако, как ни странно, в офис он успел вовремя. Рубашка сидел за столом и жевал жвачку.
– Ты пришел, молодец! – он раскинул руки в своей обычной, торжественной позе. – Благословляю творить сегодня только добро!
Белокурый уселся за ноутбук и стал отсматривать сюжеты, которые операторы с журналистами сняли вчера вечером. Нужно было составить к ним тексты. Стояла невыносимая жара. В перерыве Белокурый вышел к ларьку, купил воды и облил себя.
– А ты хорошенький, – сказала ему молоденькая продавщица. – Не хочешь где-нибудь посидеть