– В обеих сразу, – рассмеялся я от неожиданности и наглости вопроса.
– Помнишь, о чём я тебя предупреждал? – он продолжал смотреть на меня тяжёлым взглядом, но мне порядком надоели и неуместная таинственность его слов, и демонстративная угрюмость.
– Нет, забыл уже, – ответил я не слишком вежливо, глядя ему в глаза.
Выдержав паузу, Вебстер вяло пожал плечами и пробормотал:
– Ну, не жалуйся потом, что тебя не предупреждали.
…Кто вперёд быстрее мчится,
в подземелье очутится.
Слова из детской считалки неизвестно почему отозвались во мне смутной тревогой. Они будто заставляли меня вспомнить что-то необычайно важное, но на ум ничего не приходило, кроме следующей строчки:
Там поднимется вода,
и утонешь навсегда.
Громкий стук в дверь избавил меня от назойливо теснящихся в голове мыслей. Томас приветствовал моё появление значительно более радушно, чем Вебстер, и смутное беспокойство, вызванное глупыми детскими стишками, быстро испарилось.
Пройдя в гостиную в чём был, в тёплой парке синего цвета и вязаной шапке, Томас, увидев меня, вскинул брови в радостном изумлении:
– Вот это да! А я думаю, чьи это следы у крыльца? А это Диккинс к нам пожаловал! Да ещё одетый – в свитере, в ботинках… Ну, чудеса!
Его рукопожатие было крепким и энергичным, глаза светились искренним дружеским расположением. Вообще, если не брать во внимание странное и не очень-то гостеприимное поведение Вебстера, то можно считать, что мои новые знакомые приняли меня как старинного приятеля, вернувшегося из далёкого путешествия.
В тот вечер меня согревал не столько жар огня в камине, сколько атмосфера неподдельного и внимательного участия. Сам от себя не ожидая, я в порыве откровенности рассказал всем о вечеринке Дженнифер, с которой сбежал, и о своре двуличных честолюбцев, увязших в иллюзии собственного всевластия.
Марина, поджав под себя ноги и чуть нахмурившись, с серьёзным видом слушала меня, не прерывая. Томаса же до глубины души возмутило упоминание о натуральной оленьей коже, которой обтянули кресло, преподнесённое моей жене.
– Ты непременно должен узнать, чья это была идея, – настойчиво посоветовал он мне. – И убедить Дженнифер вернуть эту гадость обратно. Олень – сильное, благородное животное. Обтягивать его кожей пошлую мебель – это ужасное свинство. Нет, ну как только такое могло в голову кому-то прийти?!
После этой тирады Томас заметно помрачнел. Уставившись на угли, тлеющие в камине, он ожесточённо барабанил пальцами по низкому журнальному столику, не участвуя больше в общей беседе.
– Лучше не рассказывай Томасу подобные истории, – чуть позже негромко сказала мне Глория, когда мы с ней были на кухне. – Он тяжело переживает такие вещи. Постоянно участвует в экологических кампаниях, пишет в надзорные инстанции, чтобы заявить о нарушениях. Психует, а Вебстер его подначивает. В общем, начинается