Энтони отметил, что лицо Ричарда Кэрамела приобрело вполне приличный вид. Лоб и щеки снова стали телесного цвета, нос тоже не выделялся, скромно стушевавшись на их фоне. Он сверлил тетушку ярко-желтым глазом с преувеличенным вниманием, которое молодые мужчины обычно проявляют ко всем особам женского пола, больше не представляющим для них никакой ценности.
– Вы тоже писатель, мистер Пэтч? Возможно, все мы погреемся в лучах славы, доставшейся Ричарду. – Миссис Гилберт сопроводила свои слова легким смешком. – А Глории нет дома, – сообщила она, будто изрекая аксиому, из которой намеревалась сделать дальнейшие выводы. – Где-то танцует. Вечно куда-то бежит, торопится. Я говорю, что так нельзя. Не понимаю, как она все это выдерживает. Танцует день и ночь напролет, пока не доведет себя до полного истощения и не превратится в тень. Отец сильно обеспокоен ее образом жизни.
Миссис Гилберт наградила улыбкой обоих гостей, и те улыбнулись в ответ.
Энтони вдруг осознал, что миссис Гилберт состоит из чередующихся полуокружностей и парабол, наподобие тех фигур, что сообразительные умельцы творят с помощью пишущей машинки: голова, руки, грудь, бедра и лодыжки представляли собой расположенные ярусами округлости, являвшие ошеломляющее зрелище. Она выглядела ухоженной и опрятной, с красивой сединой искусственного происхождения и крупным лицом, на котором приютились выцветшие с годами голубые глаза и украшали едва заметные белесые усики.
– Я всегда говорила, – обратилась она к Энтони, – что у Ричарда душа древняя.
Наступила напряженная пауза, во время которой Энтони размышлял над каламбуром по поводу того, как жизнь потрепала Дика.
– У всех нас души имеют разный возраст, – с сияющим видом продолжила миссис Гилберт. – Во всяком случае, я думаю именно так.
– Вполне возможно, – согласился Энтони, изображая живую заинтересованность столь многообещающей гипотезой.
– А вот у Глории душа юная и легкомысленная, это совершенно очевидно. У нее полностью отсутствует чувство ответственности.
– Она блистательна, тетя Кэтрин, – любезно возразил Ричард. – Чувство ответственности ее бы только испортило. Глория для этого слишком красива.
– Ну, не знаю, – призналась миссис Гилберт. – Только вижу, что она все время куда-то бежит, бежит.
Обсуждение частых отлучек Глории, которые рассматривались как серьезный недостаток, прервал скрип поворачивающейся дверной ручки, после чего в комнате появился мистер Гилберт.
Это был низенький человек с белым облачком усов, пристроившихся под весьма заурядным носом. Он достиг стадии, когда ценность человека как существа общественного сошла на нет и уже начался отсчет в обратную сторону. Его бредовые идеи волновали умы двадцать лет назад, а мышление плелось, спотыкаясь, в фарватере передовиц ежедневных газет. По окончании не самого известного, но устрашающего своими строгими правилами университета где-то