Кофе больше не казался горьким. Трай допил его и улыбнулся.
Откладывать дела в долгий ящик он не стал, в тот же вечер отправился на Грязную улицу поговорить с Кветтиной. Улица вполне заслуживала своё название. Узенькая, немощёная, на каждом шагу – кучи отбросов, вонючие сточные канавы, домишки такие убогие, что рядом с ними и жилище Капошей казалось почти дворцом. А сразу за ней – погост, чтобы покойников далеко не возить. На Грязную улицу переселялись законченные безудачники, которым катиться дальше некуда, кроме как в могилу.
Впрочем, умирали не только жители Грязной улицы. Родители Трая сюда не переселились, до последнего цеплялись за свой домик на Голубиной. Словно надеялись – не переселятся на Грязную, значит, успеют выкарабкаться, накопить монет. Не успели… Там же на Голубиной до сих пор жили и родители Ламавина. Зато мама Ардиса и Кветтины после смерти мужа сдалась быстро. Вырастить в одиночку двоих – какая уж тут надежда?
Приходить на Грязную Трай не любил. Из-за вони, грязи… и вообще. Плохо здесь было. Вокруг – одни дряхлые больные старики, ожидающие смерть, да их дети, спешащие повзрослеть и найти мену. Друзья тоже его сюда не звали, предпочитали сами приходить на Глиняную. И уж тем более не приглашали зайти в свою халупу, где в единственной комнатушке ютились всей семьёй. Но сегодня случай был особенный. Ждать до утра, подстерегать Кветтину у рынка, где та подрабатывала разносчицей кваса, Трай не мог. Он должен опередить Ламавина, пока тот раздумывает, что делать.
Однако новоявленный бакалейщик оказался на диво проворным. Едва Трай свернул в Мясной переулок, как увидел: Кветтина и Ламавин стоят под старой акацией и о чём-то разговаривают. Пухлая волосатая рука бакалейщика обнимала девушку за плечи, чего доброго, и целоваться начнут. Представить, что Кветтина целует толстого пятидесятилетнего дядьку отчего-то было особенно противно.
Трай поспешно юркнул за угол ближайшего дома. За забором тут же звякнула собачья цепь, пёс тявкнул было, но лаять всерьёз не захотел. Видно, решил, что Трай на воришку не похож. О чём говорят те двое, слышно не было, потому Трай старался догадаться по выражениям лиц. У Ламавина оно было хмурым и просительным, у Кветтины – хмурым и возмущённым. Нет, целоваться точно не станут.
– Ты же обещал! – выкрикнула девушка так громко, что в нескольких ближних дворах тявкнули псы.
Ламавин снова принялся что-то втолковывать. Кветтина слушать не захотела, дёрнула плечом, вывернулась из объятий и, бросив что-то обидное кавалеру напоследок, быстро пошла вдоль переулка. Ламавин помедлил, потом, опустив плечи, поплёлся в обратную сторону.
Убедившись, что приятель не оглядывается, Трай выскочил из укрытия и припустил вслед за девушкой. Догнал в самом конце Мясного, там, где тот упирался в пустырь, отделяющий его от Грязной улицы.
– Квета, погоди!
Девушка быстро обернулась, удивлённо приподняла брови. Улыбнулась:
– Ты