Договорив эту фразу, папа опустил взгляд, и Фрейд принялся извиняться, но увидел, как тонкие губы Льва Тринадцатого изогнулись в улыбке. «Ах, хитрый бес на папском престоле! Нарочно сказал двусмысленность, чтобы подразнить меня!» – подумал Зигмунд.
– У меня есть еще одно, последнее возражение. – Фрейд сел, и лицо папы стало серьезным. – Мой анализ предполагает сотрудничество пациента, и я задаю себе вопрос: отдадут ли их высокопреосвященства себя в мое распоряжение и предупредили их уже или нет, что это нужно? Кроме того, мне бы хотелось знать, известно ли им о подлинной причине обследования. Если они и согласны, то, вероятно, станут задавать мне много вопросов.
– Евангелист Матфей сказал: да будет слово ваше да, да; нет, нет, а что сверх этого, то от лукавого, – начал свой ответ папа. – Поэтому я отвечаю «да» на первый вопрос и «нет» на второй. Но к первому ответу хочу добавить, что, по милости Бога, повиновение еще остается добродетелью. Что касается второго, я верю, что вы сумеете убедить их, что обследование будет полезно и правильно, например, для их умственного здоровья в этот переходный период – я имею в виду свой близкий конец, а не только политическую ситуацию. Вашу способность убеждать тоже можно было бы включить в число добродетелей.
Папа и Фрейд обменялись взглядами и улыбнулись друг другу. Ученый кивнул, и решение было принято. Кроме вознаграждения, он может получить во время этого расследования опыт, который будет драгоценным, хотя и останется заперт в его сознании.
Фрейд совершенно неожиданно для себя поцеловал папский перстень, и во время поцелуя ученому казалось, что он – английский следователь, принимающий поручение архиепископа Кентерберийского. Совсем как Шерлок Холмс, чья дедуктивная логика, казалось, не имела соперников. Фрейду было бы очень приятно быть похожим на него – разумеется, не в ненависти к женщинам: она была порождена скрытым гомосексуализмом, а его следов Фрейд, к своему величайшему облегчению, пока в себе не обнаружил.
Глава 5
На следующее утро Фрейд, едва проснувшись, попытался схватить умом нити своего последнего за ночь сна, пока тот не исчез при появлении первых мыслей. Достаточно поймать одну нить: остальные потянутся за ней, они связаны между собой, и их соединяет в цепочку логика, а не память. Это было как ловить сардины руками: он словно видел, как этот косяк плавает в воде, кружится вихрем вокруг его ума; он должен быть внимательным, не напрягаться, но при этом сосредоточиться, чтобы неверная мысль не спугнула их.
Ему показалось, что он поймал одну рыбу, когда раздался стук в дверь. Как будто к косяку сардин подплыла акула и разогнала их. Фрейд открыл глаза. Белая льняная простыня образовала две покрытых снегом парных горы над большими пальцами ног, и Фрейд гневно пошевелил ступнями, чтобы вызвать лавину. Он услышал новый стук, и воспоминание о снах исчезло. Посмотрел на часы – они показывали восемь.
– Кто там?! – недовольно крикнул он.
– Я