Зимовье привело Саньку в восторг. Еще бы: крепкая приземистая изба из красной сосны с маленьким окошком и прочной, открывающейся наружу дверью. Внутри вдоль всей дальней стены широкие нары, в углу у входа буржуйка, у слепого окошка отполированный нашими локтями стол. Над окошком – полка, на которой стоят жестяные банки с солью, крупами, макаронами, приправами и заваркой. В дальнем от печки углу Вовка устроил пирамиду для ружей – двадцать календарей на флоте дают себя знать, порядок Вовка любит во всем.
Место для зимовья Вовка выбирал долго, и выбрал на славу. Обширная, ровная как стол, поляна посреди векового сосняка. Рядом в небольшом логу бежит родничок с ледяной водой, в паре километров раскинулось большое озеро с добрыми окунями и золотыми карасями. На самом краю поляны – густые заросли дикой смородины, и ее густой дух, смешиваясь с запахом сосновой смолы и ароматом белых грибов, кружит голову. На пятачке перед зимовьем выложено речными окатышами костровище, устроен таган, а рядом стол с лавками. Чуть в стороне на высоте трех метров над землей устроен лабаз.
– Деда, деда, а это там шалаш наверху? – Санька первым соскочил с квадроцикла и теперь носился по поляне в поисках чего-нибудь интересного.
– Нет, это не шалаш, это лабаз. В нем мы продукты храним, от зверья подальше. Давай-ка помогай лучше вещи в избу стаскивать.
Мальчишка кивнул и принялся таскать пожитки. Через время, когда на тайгу упала бархатная августовская ночь, и над головой засияли крупные, сочные звезды, перед зимовьем вовсю горел костер, над огнем булькал густым варевом большой котелок, а рядом напаривался второй, поменьше. В нем фирменный Вовкин чай, со смородиной и курильским чаем. Санька, уставший и счастливый, молча смотрел в огонь, а я суетился, спеша устроить ночлег. Вывесил для просушки недалеко от огня набитые мягким сеном матрацы, вымел избу, натаскал воды… да мало ли забот в тайге? Вовка присматривал за варевом и заодно чистил и смазывал верное ружье – МЦ 2112, попутно рассказывая внучку его устройство.
Вообще называть дедом пятидесятилетнего Вовку у меня язык не поворачивается. Невысокий, коренастый, с копной смоляных волос, едва тронутых сединой, и яркими синими глазами, Вовка всегда был душой любой компании. На спор подтягивался на одной руке три десятка раз, знал огромное количество песен и виртуозно играл на гитаре. В деревне его крепко уважали за рассудительность и надежность.
Управившись с делами, я присел у костра:
– Товарищ кок, когда еда?
Вовка