Вот почему Литтлджон решил начать свой обход с коттеджа «Вудбайн».
Дверь отворилась едва ли не прежде, чем он успел постучать, и появилась рослая женщина с фигурой, похожей на деревенский хлеб, который пекли в старину, подовый, из двух сплюснутых шаров, один на другом – верхний поменьше нижнего. Одежду составляли пышные черные юбки и черная блуза, украшенная камеей и то ли золотой, то ли позолоченной брошью-бантом, к которой на цепочке крепились часики. Седые волосы, разделенные посередине пробором и приподнятые с помощью потайных накладок, образовывали две внушительные башенки, похожие на большие тупые рога. Массивный гребень удерживал все это замысловатое сооружение на голове и не давал ему развалиться. На гладком и пухлом красноватом лице женщины сверкали любопытные пронзительные зеленые глаза.
– Миссис Харрис? – обратился к ней Литтлджон.
– Да, – кивнула она и смерила его оценивающим взглядом, прикидывая, кто он такой. Без особого, впрочем, успеха. Для беспокойного клиента, что в ожидании родов пришел договориться заранее с опытной повитухой, или встревоженного мужа, чья супруга занемогла и нуждалась в сиделке, он выглядел слишком уверенным и беззаботным. «Наверное, торговец. Пришел что-нибудь продать!» – заключила акушерка. – Мне ничего не нужно, – отрезала она и собралась закрыть дверь.
– Меня зовут Литтлджон. Инспектор Литтлджон. Мы можем поговорить, миссис Харрис? Я не отниму у вас много времени.
На лице акушерки отразилась тревога, кровь отхлынула от щек, и на горячей коже выступили багровые пятна. Порой она давала негласные советы женщинам в щекотливом положении. Неужели одна из них…
– Входите, – смущенно пробормотала она.
Когда миссис Харрис услышала о цели визита Литтлджона, она почувствовала такое облегчение, что в порыве радости предложила ему остаться и выпить чаю, однако инспектор вежливо отказался.
– Я живу прямо посреди площади, значит, волей-неволей вижу, что вокруг меня происходит, – объяснила миссис Харрис и разгладила на коленях жесткую юбку. – Не могу сказать, что́ там творилось у мистера Уолла большую часть времени, ведь я спешила до обеда обойти четырех пациенток, а днем принимала роды – это заняло четыре часа, – вдобавок вечером меня ждали двое выздоравливающих. Я видела только, как около полудня старик направился обедать в местный паб «Человек смертный», а потом, после чая, когда я собиралась на обход, в Угловой дом вошли несколько пациентов. Вернулась я около восьми часов, кто-то еще входил к старому Уоллу и выходил от него, но после я отправилась к миссис Барджери на «Болотную ферму». Она совсем плоха, да и ребенок… неизвестно, выживет ли, а муж все пьет, чтобы забыть свои несчастья, говорит: мол, беда не приходит одна. В общем, до дома я добралась около десяти, и к этому времени, похоже, последние пациенты уже разошлись, потому что я видела, как