– Ты меня всего обескровил, поганец!– брызжа слюной, кричал Прокофий.– Для чего я работал, для чего жил?!
– Похороны Анны я оплачу,– ледяным тоном сказал Арцыбашев и вышел из морга.
«Все, к черту!»– добежав до машины, он хлопнул дверцей и прикрикнул на водителя:
– Будем ясной погоды ждать? Поехали уже!
«К черту это все,– яростно пережевывал Арцыбашев.– Все к черту! Надоело! Продам больницу, все продам и уеду к чертовой матери отсюда! Заберу мать и дочь – все, прощай, Россия! Поселюсь где-нибудь в Швейцарии… А ведь меня звали, заведующим отделения… Что же я тогда не согласился-то? Гордость взыграла, не иначе. Толку, что за тридцать – все такой же глупый и гордый! Черт с ними! Сам выкручусь… открою клинику… и дом будет у озера, а не в этом помпезном склепе!»
– Александр Николаевич?– опасливо обратился водитель.– А куда ехать-то?
– В больницу ко мне дуй, будь она проклята, мать ее…
Арцыбашеву сразу вспомнилось сегодняшнее представление в цирке; а точнее, гимнастка Эльза. «Ну и выдумали ей имечко… да еще и принцессой прозвали! Дура из дур – по канатам научилась лазить под музыку, развлекать дурное стадо своими фокусами! Тоже мне – наука!.. А ведь как похожа на Тарасову – и вытяжка, и телосложение. Все один в один… Жаль, что лица не разглядел – наверняка такое же глупое и голубоглазое. Может, вообще подросток? Может быть, даже мальчик?– Арцыбашев поморщился от отвращения.– Чем же Ника так восхищается в этой циркачке?.. Впрочем, глупое детское сердце никогда не видит дальше блесток и фокусов».
Арцыбашев прикинул – а если бы эта Эльза во время номера сорвалась? Скорее всего, сломала бы шею и умерла. Это в лучшем случае. В худшем – могла бы выжить, но осталась парализованной до конца жизни.
15
Возле клиники Арцыбашева стоял черный автомобиль. Его водитель, облаченный в шинель с погонами лейтенанта, вальяжно оперся на вытянутый капот и курил папироску. Похоже, дождь его абсолютно не волновал.
Машина доктора встала рядом. Арцыбашев кинул быстрый взгляд в сторону лейтенанта (тот продолжал курить, не замечая ничего вокруг) и зашел в клинику.
– Александр Николаевич,– вахтер поднялся из-за стойки.– Приехал генерал-лейтенант Костромской.
– Не знаю такого.
– Ну как же… герой русско-турецкой… он сам на прошлой неделе звонил…
– А, этот,– Арцыбашев глянул в окно. Черная машина стояла, но ее водитель, докурив, спрятался в салоне.– Решился-таки? И где он?
– В приемной. Маслов с ним разговаривает.
– Кто сегодня дежурная сестра?
– Нюра.
«Опять она,– досадливо подумал Арцыбашев.– Хотя, это может помочь».
Генерал-лейтенант Костромской, один из многочисленных героев последней Русско-турецкой войны, восседал на диване с важным, воинственным видом. Он был в парадном мундире – ордена и кресты облепили его грудь сверху донизу. Его старое лицо, изборожденное глубокими морщинами, хранило суровое выражение. Пышные седые усы с пожелтевшими от табака кончиками изредка