– Что ты хочешь? – спросил Дурайд.
– Ты должен умереть.
– Скажи, как твое имя, из какого ты рода?
Воин назвался и нанес ему удар мечом, но не смог убить его.
– Плохое оружие дала тебе мать, – сказал старик. – Возьми мой меч, он в ножнах позади седла, и ударь меня им с размаху чуть пониже головы и чуть повыше плеч, как делал я сам в былые времена. А потом иди к матери и скажи ей, что убил Дурайда, сына Аддера; много лет я защищал женщин твоего народа.
Тогда молодой сулаймит размахнулся и ударил его еще раз его собственным мечом. Голова покатилась, тело осело. Рабиа заметил, что от постоянной езды в седле кожа на бедрах старика стертая и затвердевшая, как пергамент. Когда он вернулся домой, то рассказал матери о своем подвиге.
– О сын мой! – воскликнула она. – Человек, которого ты убил, спас однажды из плена меня, твою мать, мать твоего отца и мою мать также.
Разбито, уничтожено Амира племя. Не осталось ничего от их добра.
Теперь в лугах А'рафа – только разрушенные жилища,
Палаток тени рваные и руины стен и укреплений,
Ветвь, оторванная от ветви, испорчено все ветром и погодой.
Все исчезло, древние ушли, все мудрые советы унесли с собой,
Не осталось среди нас ни одного, только народ,
чьи кони – всего лишь кобылы.
Мир Амиру теперь; однако еще хвалите и благословляйте древность,
Где бы на земле ни был путь ее иль остановка.
Таким же был прекрасным он,
Каким ты был в Рахмане,
Табид, сын Джабира, который убивал врага
И наливал вина для друга своего.
За час до рассвета мы услышали крик «ОТПРАВЛЯЕМСЯ!». Люди в спешке встают, тлеющие сторожевые костры раздуты, и сучья подброшены, чтобы дать нам свет, слышны резкие выкрики работающих людей и хрип множества верблюдов. Однако минута-две – и все смолкает: ездоки в седле и те, что на ногах, деловито осматриваются в сумерках, не забыли ли чего.
Мы выступаем, и очередной переход начинается, чтобы продлиться весь долгий, знойный день до вечера…
В нашем караване сто семьдесят верблюдов, несущих около тридцати тонн масла, и семьдесят человек, сорок из которых едут на верховых верблюдах, остальные – погонщики… В таком большом городском караване есть начальник, он знатного рода… Мы разбиты на группы: каждый хозяин со своими друзьями и слугами. Каждая группа несет палатку или навес для защиты от зноя на полуденных остановках и чтобы накрывать масло, которое плавится в мехах из козьих шкур в жаркие часы. Меха должны быть