– Вас, Аполлинарий Николаевич, узнать трудно… В вашем облике появилось что-то новое. Вы стали похожи на античного героя.
Соколов обратил внимание на новое лицо, скромно стоявшее в коридоре, – полноватую, с пышным бюстом девицу в скромном темном платье, лет девятнадцати. Она с любопытством поглядывала на атлета и удерживала за руку вырывавшегося сына, строго выговаривая:
– Иван Аполлинарьевич, ведите себя прилично!
Мари представила:
– Это воспитательница Вани – Елена Гавриловна. Она учит русскому и французскому языкам, а также игре на фортепьяно и хорошим манерам.
Девица сделала изящный книксен, а Ваня воспользовался заминкой, вырвался, бросился к отцу и в мгновение ока, не без папашиной помощи, вскарабкался ему на плечи. Он гладил лицо и целовал отцовскую щеку, приговаривая:
– Ой, папочка, как я о тебе скучал, даже плакал один раз.
– Сынок, нам плакать не пристало, пусть плачут наши враги. Но почему Лукерья сейчас слезы льет?
Горничная прижалась лицом к плечу гения сыска:
– Наконец-то сокол наш ясный объявился! Разве дело – дом без хозяина? Это все равно что лампадка без фитиля. Но теперь заживем по-человечески…
– Эх, Луша, Россия не то место на земле, где можно нынче жить по-человечески. Душ включи да обед скорее на стол ставьте.
– Чёй-то душ? – удивилась Лушка. – Дорожному человеку, поди, теплую ванну принять полезней…
– Нет времени лежать в ванне.
Лушка побежала зажигать колонку и готовить барину свежее белье.
Мари округлила глаза:
– Как, опять уезжаете?
– У меня всего два свободных часа.
– Но почему?
Соколов развел руками и сказал лишь одно слово:
– Служба!
Мари от досады аж застонала, повела мужа в гостиную:
– А я размечталась: любимый приехал навсегда… Господи, когда кончится эта война?
– Скоро, дорогая! Но начнется другая – с уголовными преступниками. После войн их всегда много разводится. Веришь, я часто скучаю по своей службе в уголовном сыске. Какие там замечательные были ребята – покойный друг Коля Жеребцов, Юра Ирошников, Кошко, Гриша Павловский.
Мари вздохнула:
– Даже не верится, что заживем мы, как прежде: каждый день будем видеть вас, милый папа и любимый муж.
Соколов взял жену за руку, поцеловал ее ладонь:
– Милая Мари! Пожалуйста, присядем на минуту.
Мари удивленно взглянула на супруга: слишком необычным тоном он обратился к ней.
Они сели на кожаный диван с высокой спинкой. Соколов, не выпуская руку супруги, произнес:
– Тебя, мой друг, уже в ближайшие дни ждет тяжелое испытание.
Она чуть побледнела:
– Что-то случится с вами?
– Да, со мной. Увы, я тебе не могу ничего объяснить, ни слова. Все, что я могу сделать, – посмотреть в твои глаза.