– Ну ладно, остановимся на том.
И старый камердинер распростился.
…Однако он назавтра не явился.
Мать и сын
Судьба явила то ли милость,
То ли ехидство – не понять,
Но что поделать – так случилось,
Что рядышком – и сын, и мать.
И после смерти – много ближе,
Чем были в жизни – видит бог.
В Горах – не в Риме, не в Париже –
Их свел обыденный итог.
Пара
Дантес и Натали – влюбленных пара,
Свидетели – весь петербургский свет.
О силе их сжигающего жара
Она и он твердили – разве нет?
Она об этом мужу говорила,
Да и Дантес влюбленность не скрывал.
Но изменила ль Натали? Что было?
В ногах никто, конечно, не стоял.
Что ж, бесполезно спорить с целым светом,
Плодя при этом ворох небылиц.
Не лучше ль прямо поспрошать об этом
У них самих – у действующих лиц?
Итак, в сухом остатке, что же было?
Верна иль неверна была жена?
Наташа – «я верна была!» твердила,
Но есть еще другая сторона.
И где-то далеко от жизни невской,
Там, где ожил весной Булонский лес,
Двоих судьба столкнула: Соболевский,
Друг Пушкина, а рядом с ним – Дантес.
Весна Парижа в неуемной силе
Распространяла свой влекущий пыл.
Они о многом переговорили,
Языковой барьер их не делил.
– Забыть ту зиму, верно, вы не в силе,
Когда интригу сплел безумный бес.
Скажите, Жорж, с Наташею вы были?..
– Да, без сомненья, – отвечал Дантес.
…За рамки я не выхожу нисколько,
И только об одном, друзья, твержу:
Я не свидетель – летописец только,
И лишь слова и факты привожу.
Вот матерьял, друзья мои, для стресса.
Я рассказал, поверьте, все как есть.
Оставим все на совести Дантеса,
Но есть ли совесть у него и честь?
Мошкара
Хочу отметить я одно
Из примечательных явлений:
Когда от нас уходит гений,
Оставив памяти зерно,
С собой в бессмертье он берет
Ничтожеств пестрый хоровод –
Гляди: вельможа Воронцов,
Чиновник Ланов, граф Хвостов…
Вот так кружится мошкара
В закатный час, в речном изгибе.
Так наблюдешь комара,
Застывшего в янтарной глыбе.
Черновики
Черновики исчерканы, да так,
Что в них живого месте не отыщешь.
Но, собственно, с чего б тебе искать?
Не для того перо по ним бежало,
Слезился желтый воск, часы спешили
И ночь на Мойку опускала крылья.
Конечно, он писал и для тебя –
Но только то, что сам пускал на волю,
Что сам творец тисненью предавал.
Бери ж строенье – только не леса,
Бери корабль – но стапелей не трогай!
Мне