Тайком спустился он, чтобы немного
Отведать знаменитого вина.
За дерзость эту здесь же, у порога,
Богам бедняга заплатил сполна!..
Подводный риф… И хохот пены дружен –
Стихии все, как видно, заодно.
У рыб на этот раз был славный ужин.
А груз хмельной отправился на дно.
И шли века, и горбились устало,
Соль разъедала хитрый такелаж.
На глину амфор глина оседала,
И грезилось вину сквозь сон: когда ж?..
…Недавно это было: водолазы
Нашли корабль у рифа на мели.
Никто такого не видал ни разу:
Подгнили деревянные рули,
Стремительные линии, чернея,
Охватывали контур корабля.
Ил разъедал и палубу, и реи,
И в трюм набилась рыжая земля.
В диковину здесь каждая вещица,
Все древнего значения полно.
Даль средиземноморская искрится…
– Гляди, сосуды!
– Неужель вино?!
И круг замкнулся. Прошлое вернулось.
Не утаило море ничего.
Посылка с адресатом разминулась
На два тысячелетия всего!..
Сардины и резина пахнут остро.
Грузила – прочь, и шланги – на места!
На палубе, вблизи резного ростра
Три амфоры – ровесницы Христа.
Целы сосуды, и печати целы,
Придется только слой веков отмыть.
Изделье древних, видно, не сумели
Косматые стихии повредить.
Но каково оно, вино столетий?
Нет, видно, в мире краше ничего.
Наверное, забудешь все на свете,
Коль в добрый час отведаешь его.
Но что это? Скривившиеся лица.
Прокисло? Не годится никуда?
Совсем другое: в амфорах томится
Не уксус, и не брага, а вода!..
Над сизой зыбью день стоял высокий,
Под волнами просвечивало дно.
…Вино, как человек, имеет сроки:
Иссякла жизнь – и умерло вино.
Быть гением
Быть гением – какие, видно, муки!
Стать с мировыми безднами на ты.
Ловить в себе миров далеких звуки…
К тебе толпа протягивает руки,
И вовсе не всегда они чисты.
Ты тоже человек, тебе не сладко
Под любопытством жадным пребывать.
И поглощает жизнь твою тетрадка,
И растворяет слово без остатка
Все, что желал ты с радостью обнять.
Но, звания высокого достоин,
Ты не скрываешь своего лица.
И снова в жизнь идешь, как в битву воин,
Чтоб тайный долг исполнить до конца.
Порой в пути застынешь на мгновенье,
Пот вытрешь и оглянешься окрест.
И вновь спешишь, векам на удивленье,
Таща на гору неподъемный крест.
Конь пророка
Не говори, что это конь, —
Скажи, что это сын.
Мой сын, мой порох, мой огонь
И свет моих седин.
Быстрее бури он бежит,
Опережая