– Я же здесь, – ответила я.
– Нет, ты не поняла. Мне нужно видеть тебя, – повторил он.
– Ну, включи свет, – сказала я.
«Чудик какой-то», – думала я, уже начиная паниковать в темноте. Тут он включил свет. Потом сказал:
– Ну вот, теперь я готов тебя увидеть.
– Эй, – я помахала ему рукой. – Я здесь!
Он начал меня раздевать.
– Что это ты делаешь, Боб? – спросила я.
– Мне нужно тебя увидеть, – снова повторил он.
– Не стоит, – сказала я. – Просто возьми меня.
– Мне нужно видеть, какая ты, – настаивал он.
– Но ведь ты уже видел красный кожаный диван, – ответила я.
Но Боб не желал отступать. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда.
– Это же личное! – протестовала я. – Ты можешь просто нырнуть в меня – и дело с концом?
– Нет, – ответил он. – Это ведь ты сама. Я должен тебя увидеть.
Я затаила дыхание. Он все смотрел и смотрел. Ахал, улыбался, пялился и стонал. Вдруг он прерывисто задышал, и лицо у него изменилось. Теперь Боб больше не казался мне таким уж непримечательным – он стал похож на прекрасного, голодного зверя.
– Ты так красива, – проговорил он. – Элегантная, искренняя, невинная и одновременно дикая.
– И ты все это увидел там? – спросила я.
Он словно прочел это по линиям на моей ладони.
– Да, увидел, – ответил он. – Это и многое, многое другое.
Он разглядывал ее около часа, словно изучал карту или поверхность Луны, будто заглядывал мне в глаза, но это была моя вагина. При включенном свете, наблюдая за тем, как он рассматривает меня и так неподдельно возбуждается, глядя на его спокойное и вместе с тем восторженное выражение лица, я почувствовала, как сама стала влажной и завелась. Я посмотрела на себя его глазами, почувствовала себя прекрасной и соблазнительной – словно была великолепным полотном или водопадом. Боб не испытывал ни страха, ни отвращения, и я почувствовала гордость, прониклась любовью к собственной вагине. А Боб растворился в ней, а я вместе с ним, и мы улетели в небеса.
Моя вагина была моей деревней
Посвящается женщинам Боснии
Моя вагина была зелеными полями, напоенными водой, мычащими коровами, заходящим солнцем, моим ласковым возлюбленным, мягко касающимся лица тоненьким соломенным прутиком.
Теперь у меня между ног что-то есть. Я не знаю, что это. Я не трогаю это. С тех пор больше никогда.
Моя вагина была болтушкой – не могла дождаться, чтобы наговориться всласть. Ей всегда столько нужно было рассказать, о да, о да!
Но не теперь – с тех пор, как мне стали сниться сны о том, что в то место толстой черной леской вшили дохлое животное. И запах его ничем не вывести. Горло у него перерезано, и кровь сочится сквозь все мои летние платья.
Моя вагина пела все девичьи песни, и те, что вызванивали колокольчики