Энди был красавчиком. Сексапильный – так говорили в мое время. Мы сидели в его машине – новенькой белой «Шевроле Бел Эйр». Помню как подумала, что для ее сидений у меня слишком длинные ноги. Ноги у меня и в самом деле длинные, и они стукались о приборную панель. Я разглядывала свои коленные чашечки, как вдруг он неожиданно поцеловал меня. Казалось, он вот-вот скажет: «Делай со мной все, что захочешь». И я возбудилась – очень возбудилась, и там все намокло. Я ничего не могла с собой поделать. Страсть, словно бурный поток, вырвалась из меня через трусики, прямо на сиденье его новенькой белой «Шевроле Бел Эйр». Это была не моча, и она совсем не пахла, хотя, сказать по правде, в тот момент я вообще не чувствовала запахов. Но Энди сказал, что пахнет кислым молоком и что я испачкала его машину. «Чокнутая вонючка», – сказал он. Я хотела объяснить, что его поцелуй застал меня врасплох и со мной такого прежде не было. Я попыталась оттереть пятно с платья. Платье было новое, медового цвета, но теперь с этим влажным пятном вид у него был ужасный. Энди отвез меня домой, не проронив по дороге ни слова. Захлопнув за собой дверцу машины, я словно навсегда закрыла магазин. Больше покупателей не было. Я несколько раз ходила на свидания, но сама мысль о том, что снова обмочусь, повергала меня в панику. Так что больше я ни с кем не была близка.
Иногда мне снились сны – совершенно безумные, словно под кайфом. Мне снился Бёрт Рейнольдс[2] – сама не знаю почему. Он никогда не принимал участия в моей реальной жизни, но во снах мы всегда были вместе – я и Бёрт, я и Бёрт, я и Бёрт. Мы гуляли, ужинали в ресторане – вроде тех, что можно увидеть в Атлантик-Сити, с роскошными люстрами и элегантными интерьерами, тысячей официантов в жилетках. Бёрт дарил мне бутоньерку из орхидей, и я прикалывала ее на свой пиджак. Мы смеялись. Мы с Бёртом всегда смеялись. Ели коктейль из креветок – огромных и сказочно вкусных. И снова смеялись. Мы были очень счастливы. Потом он смотрел мне в глаза, притягивал к себе на глазах у всего ресторана, и когда уже готов был меня поцеловать, комната начинала дрожать, из-под стола вылетали голуби – уж не знаю, что делали голуби под столом, – и оттуда, снизу, вырывался бурный поток. Этот поток становился похож на полноводную реку, в которой плавала рыба и маленькие лодочки. Весь ресторан тонул в воде, Бёрт стоял в ней по колено, и вид у него был ужасно разочарованный из-за того, что я снова это сделала. Он с ужасом смотрел на своих друзей – Дина Мартина[3] и прочих, которые проплывали мимо нас в смокингах и вечерних платьях.
Больше мне такие сны не снятся – с тех самых пор, как мне вырезали все, что связано с «этим местом». Удалили матку, трубы и все дела. Врачу казалось, что это смешно, он сказал мне: «Если этим не пользоваться, оно приходит в негодность». Но потом я узнала, что это был рак. Все было кончено. Да и кому оно нужно, правда? По-моему, важность этого всего изрядно преувеличена. В жизни есть много других вещей. Я, например, люблю выставки собак. И еще продаю старинные вещи.
Что