Распутин не отвечал. Он что-то говорил в ухо Зинаиды.
За ними было заторопились Соедов и Отто Дитрих. Распутин топнул ногой:
– Пошли вон! Ишь, прыткие…
Горький задумчиво покачал головой:
– Только в России всякое ничтожество может менять премьер-министров! – Повторил: – Какая нелепая страна.
Скиталец, изрядно захмелевший, щипнул струны гуслей:
Ни кола ни двора,
Зипун – весь пожиток.
Горький, прикрыв веки, неожиданно громко вскрикнул:
Эх, живи, не тужи,
Умрешь – не в убыток!
Веселье продолжалось, но без Соколова. Гений сыска отбыл домой.
Глава III
Сети шпионажа
Высочайшее повеление
Уже на другой день ранним утром филеры прибыли на точку. Недалеко от слияния Яузы с Москвой-рекой стояла Мазуринская богадельня. Здесь нашли приют сто женщин – из купеческих домов или московских старинных мещан.
С дозволения смотрителей богадельни супругов Добромысловых филеры втайне от насельников забрались на чердак. Они притащили с собой плетеную корзину с бутылками пива «Калинкин», бутерброды с колбасой и полевой бинокль.
Бревенчатый дом за сплошным забором, расположенный напротив, был как на ладони. Началось наружное наблюдение.
Как раз в это время в доме номер 19 по Садовой-Спасской на лифте поднялся на шестой этаж фельдъегерь. Соколов принимал душ. Мари постучала в дверь, приоткрыла ее:
– Аполлинарий Николаевич, простите! Вам срочный пакет от государя.
Соколов сломал сургучную печать. На плотной слоновой бумаге синими чернилами твердым разгонистым почерком было начертано: «Совершенно конфиденциально. Аполлинарий Николаевич, крайне необходимо встретиться, дело серьезное, не терпящее промедления. Буду признателен, если сегодня же выедете в Петроград. На вокзале Вас встретят. Николай».
Вечером того же дня Соколов входил в жарко протопленный, пропахший кожей диванов, ароматом дорогих духов и сигар вагон первого класса.
Тут же раздался третий звонок. За окном, все убыстряясь, в бешеной пляске неслись назад огненные искры паровозной трубы. Угрюмо темнел ультрамариновый небосвод.
С неотвратимостью рока приближалось самое невероятное приключение знаменитого графа.
Царский порученец
Богатырский сон Соколова на сей раз тревожила мысль: «Зачем, по какому случаю я понадобился государю?»
Поезд прибыл в Петроград в девять утра. После весенней Москвы, полной света и солнечного тепла, город на Неве показался Крайним Севером. В окна вагона беспрестанно ударяли капли дождя, свинцовое небо тяжело цеплялось за крыши домов.
Весь багаж Соколова составлял единственный английский баул из свиной кожи. Граф отказался от услуг носильщика, легко спрыгнул на потемневшую от бесконечных дождей платформу. Тут уже стояли встречающие:
дамы