Посреди сарая, возле розвальней, задрав отощавшую морду к небесам, с жуткими переливами выл лохматый, похожий на отощавшего медвежонка пес.
Возле розвальней на коленях стояла женщина. Длинные рыжие волосы прикрывали лицо. Подол платья был задран, непристойно обнажая зад.
Губы дворника задрожали, он с ужасом прошептал:
– Это Клавка! На шее, гляньте, закрутка из провода электрического. Голова еле держится – жутко! А позитура ейная какая-то постыдная. Словно блудным делом собралась заняться.
– Похоже, так и было.
…Не минуло и часа, как на месте преступления была следственная группа. Покойная прижимала к груди женскую сумочку. Среди прочего Соколов в сумочке обнаружил готовую к отправлению бандероль. На конверте печатными буквами, выдававшими руку Хорька, было написано: «Саратов, Полтавская площадь, зубному врачу г-ну Бренеру Игнатию Семеновичу». Соколов вскрыл бандероль и расплылся в широкой улыбке.
– Покойничек-то, оказывается, увлекался народным творчеством! Глядите, эта тощая книжулька – «Деревенские песни и частушки» – печатана петербургской типографией «Правда» в десятом году. – Сыщик внимательно взглянул на страницы, потом на просвет, значительно произнес: – Возле некоторых букв иголкой сделаны проколы – старый тюремный способ секретной переписки. – Кивнул фон Менгдену: – Пиши, Иван Иванович. – И начал называть буквы.
Через несколько минут Соколов взял в руки листок, исписанный жестким продолговатым почерком: «Жди обыска. В четверг встречай Слесаря – привезет деньги и установит в сейфе двойное дно. Хорек».
Соколов обвел сияющим взглядом сотрудников:
– Каков фрукт! Нам сделал донос на Бренера, но тут же стал зарабатывать очки перед собратьями по партии.
– Ясно, что сам не пожелал на почте мелькать, чтоб случайно не попасться на глаза нашим людям, – поддакнул Заварзин.
Клавдию хоронили золотым осенним денечком на Алексеевском кладбище. Могилу выкопали на холме, что с востока, недалеко от храма. Народу у гроба собралось мало: несколько зареванных девиц, сама мадам Карская, всячески выставлявшая напоказ свои переживания, Соколов, Заварзин, Сильвестр.
Могильщики работали споро. Скоро вырос песчаный холмик – все, что осталось от той, что еще недавно смеялась, ходила, грешила, блистала красотой.
– Ясно одно: эту несчастную задавила та же рука, что и Хорька. Тем же проводом, тем же способом – прямо ритуальное убийство, – печально рассуждал Соколов, возвращаясь с товарищами по узкой кладбищенской дорожке.
Шедший с понурым видом Сильвестр кусал себе ногти и негодующе говорил:
– До какой же степени надо опуститься – столь жестоко убить женщину… Что касается личности убийцы,