– Можно я тут посижу?
– Иди домой, мальчик, что сидеть?
– Любовь Васильевна, разрешите ему, мы тихонько.
Медсестра с красивыми глазами с длинными, загнутыми ресницами, качнула головой недовольно. Но позволила:
– Ладно, зайдите в палату, только не шуметь. Хоть по распорядку пора вставать, а всё же…
Мама проснулась, едва я вошёл, посмотрела на меня немного мутноватым взглядом, но уже вполне трезво:
– Васенька… сыночек, ты… Прости, напугала тебя! – она протянула ко мне руки.
И я обнял её. Но густой перегарный запах ещё остался. Смешался уже с лекарствами и хлоркой, которой тут всё пахнет, но всё же сквозит ещё…
– Сынок, ты… как ты? – спросила мама, в голосе слёзы.
– Я хорошо, мамочка. Ты не волнуйся. Ты только поправляйся, – мне тоже хочется плакать, я так счастлив сейчас, что всё страшное прошло стороной, что моя жизнь не рушится…
А ещё столько всего важного и необыкновенного произошло, такого, о чём я не могу рассказать никому, даже маме. Об этом никому никогда не рассказывают. Я не знаю ещё, что об этом думать. Я ещё ничего не думал, мне надо время подумать и осмыслить. Я только наполнен до краёв новым, необыкновенным, чем-то большим, чем я сам.
– Только выздоравливай, – проговорил я.
– Я обещаю, – мама улыбнулась.
Любовь Васильевна тем временем заглянула в палату.
– Ты сейчас иди, приходи после пяти, в это время посещения. И она уже совсем хороша будет.
Я вышел, оборачиваясь. Майка в коридоре поднялась мне навстречу. Я улыбнулся ей с благодарностью, правда, я никогда ещё не был так счастлив, что я не один. Оказывается, я не один. Что бы со мной было этой ночью, если бы не она…
Мы вышли на улицу, одеваясь на ходу. Шли, оскальзываясь на льду. Но мы взялись за руки, и никто из нас не упал. Я проводил Майку до самого дома. Там все спят, все окна тёмные. Хотя, нет, наверху телевизор работает – голубоватый свет, как туман в окне. Это у дяди её. Странно, что он не спит в такой час 1-го января, спит, кажется не только весь город, но и вся земля…
Только мы не спим, я и Майка…
– Позвонишь? – спросила Майка, уже положив ладонь на ручку двери.
– Сразу как проснусь, – улыбнулся я.
– Пока, Василёк!
Я вышел за калитку, ещё раз обернулся, уже совсем рассвело, но зимнее утро мглистое, а она не включает свет внутри, даже в прихожей…
До дома я дошёл и не помню как, уснул мгновенно, едва лёг.
А у меня всё не было так просто как у Васи. Я тихонько прошла наверх, внизу все спят и давно, очень тихо и царят ночные звуки, но сверху, едва я поднялась до средины лестницы, я услышала голос:
– Майя? – так строго Ю-Ю со мной в жизни не говорил. И чтобы Майей меня называл, тоже не помню.
Я подняла голову, Ю-Ю наверху лестницы, а вокруг него голубой слоистый туман клубами, накурил…
– Ох и накурил,