Потому что она хороший.
Музей, 1935
Кордова
Волшебное слово Кордова
Мне снится во тьме ночей,
Где пляски испанок гордые,
Где бдит в ночи книгочей,
Где маврских домов мезонины,
Где в порту фелюг базар,
Где на заре муэдзины
Кричат аллаху акбар…
Не тружусь, не пью, не ем,
Хочу ехать в Вифлием.
Там колхозные волхвы
На слуху у всей молвы,
Там, у Веры колыбели,
Коз-коров пасут они
И в ветвях огромной ели
Жгут бенгальские огни,
Чтоб колхозы колосились,
Чтобы век козлы родились.
Сухумский обезьянник, 1935
Днепр
Верно, чуден Днепр при каждой тихой погоде,
Долетит до него не всякий крылатый птиц.
Вкруг степных ковылей в ветрах шевелится бесплодье,
Метеорами дождь, в ночах сполохи зарниц.
В треугольных Бермудах лежат на дне самолёты,
Не смогли долететь они до Днепра.
Многотонно бесплодны над ними тяжкие воды.
Друг, и нам с тобой в путь собираться пора.
Но ничто и никто никогда в никуда не уходит.
Остаются потом всегда круги на воде.
Тот же самый Днепр, что так чуден при тихой погоде,
Мы ещё увидим с тобой в звёзд дождя высоте.
А пока хорошо над Днепром при всякой погоде
Стеньку Разина петь и бить стекло фонарей
И, летя над ним на случайно живом самолёте,
Стюардессу хватать за холмы крутые грудей.
Закусочная «Днепр», 1935
Неодолимая сила жизни
Если влезть в глубину океанского моря,
Где в дыре Мариан анемичны рачки,
На последнего дна песчаном узоре
Ты увидишь якорь, секстант и очки,
Коматозные три очумелых креветки,
В чьих телах прозрачны пустые кишки,
Бывших килек банку, стакан на газетке,
Бутерброд и след человечьей ноги.
Марианская впадина, 1935
Маньяк
Хищник бешеный севрюга,
Страшный монстр волжских вод,
От мордвы до персов юга
Что ни попадя жуёт.
Мириады организмов,
Хоть и микро, но живых,
Поедает в этой жизни
Кровожадный рыбий псих.
И за это он, копчёный
В виде палки балыка
Средь икры его же чёрной
На руке висит крюка.
Елисеевский, 1935
Кресс-салат и аспарагус
Пахнет редькой и редиской
Травяной дегенерат,
Чемпион закуски в миске
Незабвенный кресс-салат.
А заморский аспарагус
То в букет цветов растёт,
То спаржой французам в радость
В их французкий лезет рот.
Но однажды в чистом поле
Эти травки подрались.
Аспараг вскричал: уволю!…
Кресс ответил: хрен соси-с.
И тогда кинза с укропом
И пырей, травей маркиз,
Им надрали