Ни хозяин лавки Глускер,
Ни уборщик, ни перрон,
Ни отцепленный вагон,
Так что зря они сбежали.
Снигири, 1934
Утрата (опыт любовной лирики)
По каприза глупому зову
Ты ушла от меня к Иванову.
Невосплаканный, невоспетый,
Я стою на снегу
И галоши, на тапки надетые,
Ото льда отодрать не могу.
И стою в снегу, неоплаканный,
Среди стылых берез,
Весь летучей вороной обкаканный,
Как паршивый негуляный пес.
Воротись, воротись, воротись!
Я куплю тебе коврик, где котик
Мажет лапкой свой в усиках ротик,
В незабудках сусальных сервиз.
А не бросишь свой глупый каприз,
Я вобью тебе, котик мой, дротик
В твой улыбчивый розовый ротик,
Раздеру твой резиновый ботик.
Воротись, воротись, воротись!
Смеркалось. Чавкали ботинки
По тракту юдоли моей.
Несу в корзинке четвертинки,
В жестянке красные икринки,
Варенье ягоды малинки
Назло тебе, душе моей,
Чтоб сердцу было веселей!
Ты пришла ко мне снова,
Говоришь, не люблю Иванова.
Ну и чего такова?
А у меня поллитрова
И пиджак от Фильки-портнова.
Так что, подобру-поздорову,
Дуй к своему Иванову снова.
Снигири, 1934
Цезарь и Клеопатра
Жили-были три девицы —
Вени, Види, Вици.
Раз в триклинии сидели
И паштет из жабы ели.
Говорит одна девица:
Кабы я была царица,
Я бы с Юлькой Цезарём
Управлялась помелом.
Говорит друга девица:
Кабы я была царица,
У балбеса Цезаря
Росли б роги почём зря.
Третья молвила девица:
Кабы я была царица,
Я б для Юльки Цезаря
Родила нетопыря.
Встряла тут еще царица:
Кабы я была девица…
И такого наплела,
Что зарделась и ушла.
Тут наш Цезарь помутился,
Комаром оборотился
И за тридевядь земель
Клеопатре влез в постель.
Говорит: послушай, мать!
Будем жить-поживать
И добра наживать.
А она его папирусом:
Хвать!
Снигири, 1934
Сомнамбула
В военном госпитале грязном,
Где в краске масляной стена,
Хирург Игнатий Двузаразный
Пять дней калек пилил без сна.
А на шестые эдак сутки
В мозгу сгорел предохранитель,
И он сомнамбулою жуткой
В ночи пилил всех, как вредитель.
А поутру народ проснулся,
И ну на доктора орать:
Ты, лекарь, право, шизанулся!
Отдай мне ногу, вашу мать!
Ты со своей бензопилою
С моей что сделал головою?
Нельзя уж ночью подремать,
Верни