Он прислонился к ней спиной, скрытый глубокой тенью двух пышных кипарисов, и немного подождал.
В доме явно все уже спали, окна были темными. Единственным звуком, нарушающим тишину, был хорошо памятный ему плеск фонтана о низкую каменную чашу, окруженную четырьмя сидящими львами.
Хуан отыскал глазами балкон той комнаты, где Ана когда-то приняла его. Когда он смотрел вверх, вглядываясь в его очертания, неясные в наступающей темноте, пленительные воспоминания о той ночи нахлынули на него. Он вспомнил раскаты грома, шум дождя, служанку в коричневом платье и белом чепце, вносящую мокрые горшки с розами, чтобы они не пострадали от грозы, комнату с белыми стенами и черной мебелью, озаренную мягким янтарным светом лампы, и прежде всего прекрасную фигуру доньи Аны и чудесное выражение, озарившее ее очаровательное лицо.
Он по-прежнему носил под дублетом голубую розу. Более чем когда-либо она воплощала для него идеальное счастье, которое нужно так долго искать, и совершенный успех, которого так трудно достигнуть.
Он подошел к балкону.
Рядом с домом рос молодой каштан, темная густая крона которого чуть слышно шелестела. Он подумал, что мог бы подняться по нему, и тихо положил руки на гладкий прохладный ствол.
Его сердце затрепетало, и этот трепет был чем-то сродни грусти. Чувствуя щекою дуновение ветерка, колышущего листья каштана, глядя на последний отблеск уходящего дня над темной линией крыш, он ощутил почти невыносимое наслаждение.
Запел соловей, и его пение было как мелодия серебряных инструментов в руках ангелов.
Душистый аромат лимона, мирта, олеандра и розы наполнил прохладную чистоту ночи, сошедшей на город.
Высоко над его головою среди темных ветвей кипариса сияли сквозь сгущающийся мрак бледные цветы магнолии, изливая полный истомы аромат в сладко вздыхающий воздух.
Хуан влез на дерево, точно так же, как он влезал на деревья в саду, раскинувшемся вокруг Юсте, чтобы поесть украденных яблок в тени ветвей, когда император лежал при смерти, и звуки долгих церковных служб доносились из-за стен монастыря.
То, что он делал сейчас, было так же просто, так же сладостно и, без сомнения, так же дурно, как воровать яблоки. Он подумал о том, что сказала ему королева: «Есть ли где-нибудь хоть кто-то, кого вы любите? Тогда спешите к ним». Ана любила его. Она была прекрасным созданием – и она любила его.
Было удивительно, что в мире, запятнанном кровью, мире, который Господь наказывал столь сурово, существовали такие вещи, как любовь, – и соловьи.
Он осторожно поставил ногу на балкон и замер, прислушиваясь.
Он слышал однажды, что, по мнению праведников, соловьев создал дьявол, чтобы они отвлекали людей от молитв, и, если молиться достаточно истово и не слушать, то они улетают, и потому соловьи не поют около церквей.
Захлебывающиеся трели птицы напомнили ему об этом.
Он не перекрестился, как обычно делал в присутствии чего-то,