– Я должен извиниться, – серьезно сказал пастор, – я был обязан уступить тебе место лектора или, по крайней мере, сказать студентам, что в аудитории сидит доктор теологии Болонского университета, – Лаура слабо улыбнулась:
– Что ты, – девушка помешала кофе, – я здесь ради изучения языка, а вовсе не для чтения лекций. Я в скором времени еду на Тайвань, в сопровождении моего духовного наставника, отца Беневенти, – Генрих кивнул:
– Я увижусь с ним в субботу вечером в студенческом клубе. Ты тоже приходи, – порывшись в потертом портфеле, он отдал Лауре афишку, – ожидаются кинематографисты и писатели, будет интересно. Приходи и звони, – пастор взялся за ручку, – я покажу тебе Берлин, я здесь родился, – сложенная вчетверо афишка лежала в потрепанной сумочке Лауры, тоже купленной в магазине подержанных вещей:
– И Генрих там одевается, – она вспомнила заштопанный свитер кузена, – как настоящий христианин, он не гонится за роскошью, – о семье они почти не разговаривали. Лаура не знала, слышал ли Генрих о случившемся с ней:
– Даже если и слышал, он никогда ничего не сказал бы, он деликатный человек, – кузен коротко упомянул, что потерял жену и ребенка в СССР:
– Марию арестовали пять лет назад, – он помолчал, – наш мальчик, Федя, должен в этом году пойти в школу, – Лаура хотела сказать, что по каноническим правилам кузен может вступить во второй брак, однако прикусила язык. Серо-зеленые глаза Генриха наполняла тоска:
– Ясно, что он считает себя женатым, – Лаура пошла к торчащей на углу телефонной будке, – хотя он не православный священник. Им не разрешено второбрачие, а у лютеран такое позволяется, – она чувствовала себя виноватой перед отцом Себастьяном.
Лаура не рассказала духовному наставнику о встрече с кузеном. Не упомянула она об этом и на исповеди. Девушка исповедовалась у приходского священника в церкви Марии Мучеников. Отец Себастьян объяснил ей, что иначе он вступит, как выразился прелат, в конфликт интересов:
– Но знаю о тебе все, мое возлюбленное чадо, – Лаура услышала его шепоток, – мой чистый агнец, лилия в венце Спасителя, – священник настаивал, что она не делает ничего запрещенного:
– Ты сохраняешь целомудрие, – говорил ей отец Себастьян, – плотские вещи неважны, твоя чистота – в твоем сердце и душе, – он просил Лауру описывать происходящее в дневнике:
– Иносказательно, – добавлял отец Себастьян, – как это делали Тереза из Авилы и Изабелла из Картахены, – он гладил Лауру по склоненной над тетрадью голове:
– Опиши все, – его голос дрожал, – как ты ласкаешь себя, думая об Иисусе, как умерщвляешь свою плоть, – отец Себастьян приносил ей спрятанную в портфеле плетку, – как приглашаешь Иисуса на ложе, как он входит в тебя, становясь твоей частью, – его длинные пальцы вынимали шпильки из волос Лауры, – иди ко мне, мое чадо, Иисус