«Кто сказал, что ты волк, и нужно в стаю? Может быть, ты другой, и ты – первый волкодав?»2
– Помолчи, приятель, – нетерпеливо сказал Тэм, достал из уха музыкальный кристалл и сжал.
Мелодия стихла. Белый свет внутри погас, и полезная безделушка превратилась в мертвый кусок пластмассы. Тэм отложил его на приземистую тумбочку возле кровати и снова уставился на лист с цифрами.
– Ну… с юбилеем, что ли, – пробормотал он.
Тысяча дней. С ума сойти. Интересно, а в часах это сколько? Хотя, какая разница. Один чёрт, сказочка про десять тысяч часов для достижения профессионализма не работает, это и дураку понятно.
Тэм поднялся с кровати, прошёл к письменному столу, стоявшему возле окна. Достал из ящичка маркер, свежий лист бумаги. Устроил их поверх тетради, подписанной «Артём “Тэм” Демидов». Прикусив кончик языка, принялся выводить на листе единицу и три нуля. Старый маркер противно скрипел, не желал рисовать ярко, и потому каждую цифру пришлось обвести раз по десять.
Тэм перешагнул гору книг, скопившуюся на полу, прошёл мимо неаккуратной кучи одежды – чистая давно смешалась с грязной, надо было отнести в прачечную, но всё время забывал. Сорвал листок с девятками, прикрепил новый магнитами. Скомканная бумажка покатилась по запылённому паркету под кровать.
Ровно тысячу дней назад, на свой тринадцатый день рождения, Тэм загадал желание – чтобы отец смог почувствовать, как он любит своего сына. Обычные люди не на это не способны, их эмоции ограничены набором, необходимым для выживания – страх, брезгливость и всё в таком духе. Тэму это было непонятно – он с рождения умел чувствовать, и если раньше это было нормой, то теперь – отклонением.
Впрочем, такие, как он – сенситивы – могут больше. Они умеют делиться своими эмоциями с другими. Из-за этого на них началась охота – бесчувственный мир кажется тусклым и серым, и люди готовы на многое, чтобы хоть ненадолго вернуть ему краски.
Тэм перевёл взгляд на угол доски. Там, прикреплённая красным круглым магнитом, висела фотография девочки. На вид лет пятнадцать, длинные каштановые волосы развеваются на ветру, курносый носик чуть вздёрнут, губы растянуты в искусственной улыбке, не отражающейся в равнодушном взгляде. Зачем нужна традиция улыбаться для съёмки, если всё равно не рад?
– Ты уже проснулся? – послышался снизу приглушённый голос отца. – Я приготовил завтрак, спускайся!
– Дай мне пару минут! – крикнул Тэм. Глубоко вздохнул, чуть склонил голову влево, взглянул в глаза девушки на фотографии. Заговорил еле слышно. – Ань, как думаешь, может, попробовать что-то изменить? Ну, ради юбилея?
Жаль, это обычная фотография, а не волшебная, не сможет ответить. Единственный советчик, к которому Тэм прислушивался, и чьи песни будили его по утрам, наверняка бы порекомендовал «перемен!». Легко ему говорить – он не был один против всего мира…
– Я жду! – снова послышался голос отца.
Тэм вздрогнул. Да, пора спускаться.
Он обошёл кровать и шагнул в дальний угол комнаты. С трудом открыл дверь ванной – завалы одежды уже мешаются, пора разгребать. Левой рукой нащупал выключатель, мгновение спустя зажёгся свет. Отделанная белой плиткой ванная встречала Тэма приятной прохладой, свежестью морского бриза и новой порцией беспорядка, на этот раз в виде сваленных в кучу полотенец.
Тэм подошёл к зеркалу и взглянул на недовольного мальчишку по ту сторону серебристого стекла. Высокий, худой, светлые волосы взлохмачены после сна, белая футболка измята так, что превратилась в одну сплошную складку. Даже чёрная надпись «Lumen», старательно воспроизведённая со старой коробки с диском, почти стёрлась. Пора бы привести в порядок или переделать новую футболку – скоро домработница насильно отнесёт её в прачечную, и любимому логотипу конец.
Утреннюю тишину взрезали звуки электрогитары, сложившиеся в мелодию.
«Что с того, что тебя не понимают, и ты воешь ночами от этого устав?» – вновь ожил музыкальный кристалл.
– Да уймись ты! – рявкнул Тэм.
Он быстро умылся, дотянулся до одного из полотенец в куче. Выскользнул из ванной, выключил музыкальный кристалл, бегло оглянулся по сторонам. Стена над его кроватью была завешана плакатами с рок-музыкантами прошлого, и сейчас эти ребята смотрели на Тэма сквозь пространство и время, будто надеялись на него. Эй, парень, говорили они. Не сиди сложа руки, мы ведь не сидели. У тебя такие возможности, а ты…
А я боюсь даже у отца спросить, любит ли он меня, уныло подумал Тэм.
Его снова позвали, и он, стараясь не встречаться взглядом с парнями с плакатов, вышел в коридор.
Если сравнивать его комнату и кухню, то первая была обителью хаоса, а вторая – царством порядка. Половину просторного помещения занимал обеденный стол, слишком большой для семьи из двух человек. Во главе, скрывшись за газетой, устроился отец – крупный мужчина в серо-синей рубашке с коротким рукавом. По левую сторону растянулись кухонные шкафчики стального оттенка, на них были составлены