– По порядку по порядку! Не лезь гурьбой! – находил в себе силы подтрунивать то нападавший, то защищавшийся шевалье.
– Кто пискнет, голову оторву!…Да дайте же мне шпагу! – недовольно шипел крепыш.
Из выхода с последней террасы лестницы давать кинулись пожалуй все, повернулись для того же и задние, стоявшие перед бароном, немного обескуражив того таким широчайшим выбором.
…Шевалье Франсуа с потрясающим подавляющим души, склонные к тишине звучным криком, словно ножом проехавшимся по нервам, кинулся держась кустов влево и пригвоздив сразу обеими клинками крайнего напал за ним на ничего не ожидавших подавателей шпаг, готовых только к тому. Как разящий и неудержный дьявол кинулся он на застанных врасплох чертей, губя и коля налево и направо, ни одного удара впустую! Свалив еще троих или четверых, отогнав остальных, словно с поджатыми хвостами, бросился бежать в освободившийся выход на узкую площадь, уже меряя плиты ногами и отрываясь от пораженных испугом преследователей, все еще остававшихся там за полукружным выступом аккуратно подстриженных кустов. Д’Обюссон заметил краем глаз вылезавшего из дверей центрального входа преследователя со шпагой наголо. Мгновением Франсуа почувствовал себя не по себе от ощущения загнанности и затравленности, и с этого невыразимого отчаянного чувства в нем возник новый заряд силы и духа. Подбегавшего к нему черномундирника он подпустил поближе и выкидом снизу метнул тому в брюхо шпагу, задержав остановившегося и вовсе тем приконченного гвардейца, медленно упавшего навзничь с торчащим из пуза эфеса на лезвии.
За шевалье Франсуа продолжали гнаться до самого портала и по нему. Он не очень при этом усердствуя, держась на почтительном расстоянии в ожидании от него еще каких трюков, могущих им обойтись выпущенными кишками, на случай если француз снова применит круговые удары. Расчет загонявших был прост как сама простота – загнать иль догнать. Француз пропустил на бегу центральный парадный выход не став связываться с еще одним оставшимся там гвардейцем, и бежал посчитай в тупик, не зная что у левой оранжереи нет входа, а за выступом где она впритык сходится с фасадом, лишь выделяясь из него тупиком, откуда выбраться было практически и фактически невозможно,