–Я настолько жуткий?
–Твое равнодушие всеобъемлюще! Мы с тобой говорим, а я не слышу никаких эмоций. Даже твой смех безлик и сух. Когда я слышу его, из красавца ты превращаешься в груду металла, которая вот-вот воткнет свои щупальца в свой телефон, а они по проводам растянутся по длине, равной окружности планеты и внезапно воткнутся в мои уши прямиком из микрофонов, разорвав в клочья телефон!
Он вновь засмеялся. Ему нравилось, что она боялась Его. Чувствовалась некая власть. Она застонала.
–Ну прекрати!
–Прекращаю. – и смех оборвался.
–Ты до чертиков жуткий и ты это знаешь. Ты просто такой. Это ты! Ты любишь уныние, потому что это есть правда. Такая, какой ты ее понимаешь. Я б не удивилась, если бы ты писал тяжелые на восприятие книги и стихи. А еще я слышу твою музыку, что играет у тебя в комнате.– она была права: долгие дни зависая в квартире старухи, Проводник наконец пристрастился к прослушиванию музыки; удивительно, но факт– даже сгусток дофенистичного холода иногда может оттаять к поразительным явлениям вроде музыки, даже если взять в расчет то, что ему нравились исключительно старые арии и дарк-эмбиент, о котором упоминалось в одном из шоу– жанры преимущественно мрачно-депрессивного характера, безнадежно устаревшие за время существования самых продвинутых жанров, но так и не попавшие в их список в виду жестко ограниченного круга целевой аудитории. Жанры, которые во всем мире не так давно слушал всего один человек, с которому Проводнику не суждено было познакомиться, как человек с человеком. Его сознание будоражила невольно просмотренная запись, в которой под такую музыку в свое время кончали с собой большинство современных самоубийц, а среди них и видные медийные и политические личности, а так же маргиналы, провалившие все попытки стать частью общества нового порядка, из-за чего ее даже запретили. Все эти люди прибыли к этим композициям, глядя и вслушиваясь в одни и те же кадры, смеясь над тем, как из человека пытались сделать не того, кем он является, на потеху всему миру. Оказалось, что и старуха, мать Второго, из-за нее пристрастилась к выпивке и курению каких-то трав, приобретенных у местных барыжат, что вытекло в странную форму зацикленности– она принялась вязать шарфы и свитера, плетя их по странной узорчатой схеме, не отрывая взгляд от экрана, где тело разверзло свою грудную клетку,– Но это меня уже не сильно напрягает, это просто есть.
–Вот как. А ты не исключаешь возможность, что я намеренно создал перед тобой такой образ? – "Не думай, что я не просек твою маленькую ложь." – Может, в реальности я совсем другой человек. Недаром ж у меня такой приятный голос! – издевка как есть, – Может, на самом деле я смеюсь, как только сбрасываю трубку и включаю южную музыку, под которую танцую сарабанду? И я повторюсь снова– откуда тебе знать, что все, что я говорю, не продукт чрезвычайно трудноразличимой лжи?
–А что это такое– сарабанда?
–Не имеет значения, на вопрос ответь.
–Да, конечно, существует! Такая возможность всегда есть! – мгновенно переключившись, с жаром согласилась собеседница, – И она