– А чего насчёт Нади? – нахмурился Михаил. – Да вон она сама, глянь! – вдруг тут же улыбнулся он.
Весёлые морщинки разом побежали по его широкому лицу.
– Прямо как по заказу, да?
Николай повернулся в сторону берега, прищурился. По косогору и вправду сбегала Надя. Что-то кричала, призывно махала платком.
Михаил перестал улыбаться.
– Нас зовёт. Случилось, что ль, чего?..
– Да чего там могло случиться?!. – беспечно пожал плечами Николай. – Насчёт гулянки небось хлопочет, беспокоится… Ох, бабы-бабы, мать вашу за ногу, не могёте вы своим умом жить! Куда вы без нас!.. Ладно, поплыли!..
Михаил вытащил якорь, Николай сел за вёсла и погрёб к берегу.
– Так чего ты насчёт Надежды-то хотел сказать? – спросил Михаил.
Но Николай уже опять передумал. Толкового разговора сейчас всё равно не получится, раз Надя пришла. Как-нибудь в другой раз.
– Да потом поговорим, не к спеху, – подмигнул он другу. – У нас, Миш, с тобой ещё вся жисть впереди! Наговоримся выше крыши!
Через несколько минут берег приблизился настолько, что уже можно было услышать друг друга.
– Ну чего машешь-то, Надь? – обернувшись, проорал Николай. – Чего тебе уже невтерпёж?
Но Надя отчего-то молчала, вела себя странно, ничего больше не кричала в ответ. Николай пожал плечами и навалился на вёсла. Вскоре лодка мягко уткнулась в берег.
– Чего, Надь? – опять спросил он.
Надя по-прежнему молча смотрела, прикрыв глаза ладонью. Солнце взошло окончательно, жарко слепило её между пальцев.
Она подождала, пока оба они вышли на берег, и только потом ответила:
– Война! Война началась!
4. Мобилизация
К концу июня изнемогавшее от зноя дарьинское лето не выдержало. Небо словно прорвало, вниз хлынули нескончаемые потоки воды. Ливень шёл уже третьи сутки, размывая дороги, просачиваясь сквозь старые крыши. Вода в Пусти давно захлестнула пляжи, уровень всё время повышался, река грозила выйти из берегов.
Но дарьинцы не замечали этой угрозы, не обращали ни малейшего внимания на постоянно низвергающийся сверху водопад. Нечто куда более важное происходило сейчас в жизни посёлка.
На площади, около здания поселкового совета, отличающегося от остальных, скрытых за серой завесой домов, месторасположением, цветом и обмокшей красной тряпкой на флагштоке, толпились женщины и дети, провожавшие своих отцов и мужей. Три одинаковых, крытых серым брезентом грузовика стояли друг за другом, урча моторами, готовые вот-вот тронуться в путь. Вокруг машин толпились военные, поглядывали на мобилизованных, негромко переговаривались, курить из-за дождя не могли.
Мужчины рассаживались на скамейки в кузовах, толкались, стараясь оказаться поближе к краю, чтобы как можно дольше видеть тех, с кем предстояло расстаться на никому не ведомый срок. Слышались рыдания, они то и дело прерывались чьим-то отчаянным, тонущем в ливне