А вода стремительно и в то же время неподвижно проносилась мимо.
Ещё одна цапля замерла поодаль, на одиноком бревне. И ещё одна голенастая птица вышагивала по бледному песку утреннего бережка, не спрятанного под нависающими над водой тёмно-зелёными ветвями.
И вон ещё цапля в небе.
Надо же, сколько их! Правда, все на том берегу.
Тот берег пологий, местами заболоченный, заросший высокой травой до самой воды. А на этой стороне, кроме ёжиков с кузнечиками, только аисты живут, на соседской крыше. И ещё на одной крыше, через два дома.
Она вспомнила про приплывавшую с той стороны молоденькую косулю.
– Да, и сейчас приплывает, изредка, – ответил отец. – По-видимому, здесь её приручили и подкармливают, охотники или из местных.
Они миновали спрятанную под деревом обшарпанную легковушку: на том берегу, за цаплями, ниже по течению, стояли в воде три рыбака. Все в здоровенных рыбацких сапогах, на расстоянии друг от друга. Такие же бесшумные и неподвижные, как их лежащие на струганных рогульках удочки.
Пончик и Байкал ускакали вниз по песку обрывистого склона – побегать по кромке воды. Следом за ними исчезла мама: на этом берегу, внизу, тоже сидел рыбак, местный дед из деревни. Мама вынырнула на дорогу вместе с собаками, делая им на ходу внушение громким свистящим шёпотом, что мешать рыбакам нехорошо.
Собаки внимательно выслушали, покрутили ушами и умчались поднимать из травы стайки диких уток.
Дальше дорога раздваивалась.
Они пошли по левой половине, уводившей от реки.
– Видишь за развилкой три дерева? Большие такие. Это старинные дубы.
Никто не знает, сколько им лет. Может, они ещё Наполеона видели. А, может, и ещё старше. В Беловежской Пуще – знаешь, да? – полно дубов по пятьсот-шестьсот лет!.. Когда обратно пойдём, можешь посмотреть, – сказал ей отец. – Там кое-что есть.
– А что там такое? – спросила она.
– Дупло!
– Дупло?..
– Да. И неизвестно, кто его проделал. Оно обращено к реке – то есть, скрыто от дороги, от посторонних глаз, – подначивал её папа.
– И что, там водятся лешие? – усмехнулась она.
– И лешие тоже, – ответил папа, нагнетая торжественную загадочность. – Старые дупла обычно скрывают старые тайны! Как у Честертона в том рассказе…
А ты там в своём Петербурге хоть что-нибудь читаешь? – с тревогой и надеждой спросил отец.
– Читаю, читаю. Честертона – последний раз, кажется, году в позапрошлом. Но только рассказа про дупло я у него не помню. Хотя – у меня разные подробности быстро из головы выветриваются, – честно призналась она.
– Можешь взять, тут есть в журнале.
Несколько минут они шли молча. Она не вытерпела:
– А что в том дупле?
– А вот потом узнаешь, – папа загадочно усмехнулся.
Ну, ладно, потом – так потом.
Они замолчали.
Она