В нерешительности я держал в уме кончики мыслительных фраз боясь спутать их в бессвязный клубок. Мои книги были зафиксированным, твёрдым временем, на котором сейчас как на твёрдом фундаменте я мог бы построить свое взрослое, грузное миропонимание.
В последние годы вопросы личного развития меня волновали мало. Я жил по заведенному, предназначенному для поддержания платёжеспособности распорядку дня. И возможно лишь благодаря счастливому сочетанию ПУНКа и канистры мне теперь мучительно больно без себя старого, себя исчезнувшего, но зафиксированного в упорядоченных листах текстовых электронных документов.
Рядом с лавочкой, стояло целое семейство снеговиков. Это сделали мы, я и дочери неделю назад. Это была моя инициатива, мне было весело, дочурки куксились, им в тот день гулять совершенно не хотелось. Теперь я немного жалел, что мне не пришло в голову купить в магазине ведёрки и морковки, тогда бы снеговики были бы как на параде. В парке были и другие снежные фигуры, но наши были выше всех, им для счастья не хватало только элегантных головных уборов и яркого макияжа.
Хотя мои девочки, куксились в тот день, и жаловались на скуку, мне хотелось, чтобы они запомнили лепку как душевный, семейный праздник. И, я знал, что было много желающих, кто бы как я, хотел бы сейчас сидеть здесь на лавочке. Но двадцатый век, выгрыз горло и взрослым, и детям.
После Первой, Гражданской, Большевистской, Блокады, 90-х и в парке, и на улице Репина ощущалось тепло не упоённых душ. Я налил немного спирта в горсть и посеял капли на ближайшие сугробы. Это были незамерзающие слёзы в память погибших.
Во время Великой Отечественной войны на улице Репина был морг. Нет, здесь не было больничного подвала или переоборудованного гаража, трупы складывали прямо на брусчатку, в несколько слоев. Морозы не позволяли телам разлагаться, это была вынужденная мера городских, военных властей. Тёмная, диабазная, брусчатка сохранилась до наших дней, хотя соседние улочки и проулки давно закатали в асфальтовый слой.
Из-за аутентичного покрытия на моей улице любят снимать исторические фильмы. Говорят, что в наших дворах сохранился один из последних кусочков философского Санкт-Петербурга. Местные жители не любят съёмочные дни, а к кинематографистам относятся с презрением. А кинематографисты отвечают взаимностью.
Гарантировано получая зарплату от государства, режиссёры и актёры халтурят, плюют под ноги, и согреваются коньяком. Ещё никогда, и никто, на нашей улице в качестве реквизита не использовал трупы. Даже в фильмах о Блокаде я не видел, чтобы они укладывали трупы – детей, стариков, женщин, слоями до окон вторых этажей.
А без этого, понять, что брусчатка и есть та самая «земля пухом» невозможно.
Я сделал глоток из канистры и съел кусочек снега. Это было отправной точкой принятия решения. Мне потребовалось переместиться