Ран кивнул головой, не в силах говорить до отказа набитым ртом.
Он любил ездить в Фийоларг. Это был его родной город. Он родился в его стенах и помнил их запах. И хотя, чаще всего в Фийоларге пахло так, как пахнет при большом скоплении народа, но этот запах был любим юноше.
Отец пристроил его к своему закадычному другу – купцу Пронвалу. Конубл – так прозывали купцов холкуны, был хитрюгой, какого еще свет не видывал. Во всяком предприятии умел он найти свою выгоду. Повоз часто хохотал, поговаривая: «Даже и из плети, одарявшей по спине, Пронвал деб вытянет».
Пронвал совершенно не походил на торговца. Почти все конублы были богаты в животе и талии, но не Пронвал. Конубл более походил на воина, а не на торговца. У пояса его был приторочен топор в полтора локтя длиной и широкий кинжал. С ними купец не расставался даже в постели.
– Доел я, – проговорил Ир и выжидательно посмотрел на отца. Тот сделал знак пальцами, иди, и Ира словно ветром сдуло.
– Не надоело ему? – спросил отец никого. – Ночует по разным домам, дерется… Эхе-хе… Не моя порода. У нас в породе смирные все. Домовитые… Ну, чего, и ты тоже? – Повоз грозно посмотрел на Рана.
– На Топотный луг мне надобно, батюшка, – признался Ран.
– Поди уж… и этот такой же. – Повоз налил себе медовухи, уже вторую кружку, и захмелел. – А тебя не пущу, – оборотился он на Бора. – Петь будете со мной.
Ран соскочил со скамьи, побежал в дом, получил нагоняй от матери, надевавшей одно из разложенных платьев: «Выйди вон!» – Мне поясок, матушка. – Получив пояс, бросился бежать к Топотному лугу, где каждый вечер пасмасы устраивали проводы Владыки Яркого и встречали Владыку Темного.
– Как над ларгом,
Да над Фийоларгом,
Свет-Владыка восходил.
Любовался Свет-наш ларгом,
Умилялся нашим ларгом,
Так он говорил…
Песня, затянутая тремя холкунскими глотками понеслась вслед за убегавшим Раном.
Ран спешил вовсе не на Топотный луг, он торопился к Ласковке, ибо недавно был принят на службу, о которой мало кто знал.
То был один из знойных летних деньков, когда даже самые выносливые пасмасы-рунбраны не могли дотерпеть до обеда и покидали свои поля. Ран пребывал на реке, гоняя лягушек в камышовых зарослях. Он и сам не заметил, как заплыл глубоко в заросли. Неожиданно, ему открылась небольшая заводь, старательно обойденная стеной камыша. У берега, всегда илистого в таких местах, был выложен дубовый настил, который подпирали шесть хороших ножек, открытых его взору почти до середины бедра.
– Глядите, Эйса, Тиса! – взвизгнула одна из