ныч… – протянул обижено Журкин и опустил глаза.
– Ты что заказывать будешь? Наверное, не завтракал еще? –
спросил со всей серьезностью Гомозов после некоторой паузы,
переменив тему.
– Черный чай и вон тот штрудель, что у них там на большой
тарелке красуется. Его хочу. С корицей он, наверное. А еще
запеканку и два кренделя, там в витрине.
– Я закажу, пойду, а то официанты совсем обнаглели! Не
замечают нас, туполобые! Не дождутся чаевых! – Филолет
Степанович со скрипом отодвинул стул и, выйдя из-за стола,
направился к витрине.
Когда он вернулся, диалог старых приятелей продолжился:
– Так ты, значит, собаку завел? – чуть смягчившись, начал
Филолет Степанович.
Журкин утвердительно кивнул, наученный тем, что
распространяться с ответом не стоит.
– Чего у тебя еще за эти годы изменилось, кроме собаки-то?
А?
– По пальцам не пересчитать! – немного оживился Григорий
Степанович, уловив, наконец, одобрительный тон друга. – Я,
собственно, по какой причине-то с тобой и встретился? Есть у меня
один проектик на уме. Как только замыслил, просчитал чуть-чуть –
прибыльное дело, ей Богу, прибыльное! Да, что говорить, что слова-
то молоть попусту, я ведь от тебя ничего не хочу скрывать, ты же
знаешь. На-ка вот, почитай! – Журкин достал из своего портфеля
папку в мягком кожаном переплете и шумно бросил на стол, да и
сам подпрыгнул от неожиданного удара папки о стол. – Я знаю, –
продолжал он. – Я знаю, что ты человек в этом деле серьезный, все
поймешь. И уверен, что на тебя можно положиться, нет надежней
тебя. От других я эту папку прятал, скрывал, не заикнулся бы про
нее! Но от тебя не стал! Помню, как тогда помог мне. Еле концы с
концами сводил. Все помощи боялся у людей просить – совести не
хватало, да унижаться не хотелось. Только ты один выручил. Да так
просто, не вникая, не расспрашивая. «Тяжело, говорит, тебе в
чужом городе без родных, без друзей, – и радужную бумажку
передо мной на стол. – Потом отдашь». До сих пор ценю! Теперь
времена-то те как в тумане. Разжился. Ни на что не пожалуешься. А
твою помощь вовек не забуду. Так что, если хочешь –
присоединяйся, будем коллегами. Не горишь желанием – твоё дело.
Я настаивать не буду. Да, и еще, сразу скажу, во избежание
недомолвок, чтоб уж не думалось. На твои материальные затраты я
не рассчитываю, так и знай, с финансированием порядок. Слышал,
что ты все там же работаешь, а я ведь помню, с прошлой встречи
помню, как ты грезил это болото оставить. Так что решай, думай.
Моё дело – предложить, а дальше уж сам. Самому выбор делать.
На последних фразах Григорий Журкин потирал свои
наручные часы с видом задумчивым и сосредоточенным, пытаясь
уловить