не может. Более того, страдать стали и те, от кого бегают, ведь раньше-то они не знали, что это
грех…
– Кто это тут у вас куда бегает? – входя в комнату, строго спрашивает Тамара Максимовна.
– Так на работу, Томик, – понимая, что жена слышала край их разговора, с лукавой улыбкой
отвечает Иван Степанович. – Исключительно на работу, куда же ещё…
– Смотри тут у меня, Динамо! Не порть молодого человека своими вольнодумными
разглагольствованиями.
Иван Степанович смиренно замолкает, ожидая, пока жена польёт цветы на окне. Роман же
задумывается над этим «Динамо», как иногда называет его Тамара Максимовна. А что? Это второе
имя ему очень даже подходит. Удивительный мужик – его тесть.
– Она слишком женщина, – поясняет Иван Степанович, когда жена уходит, – не хочет в такие
дебри лезть. Ей они не нужны. Ей и обыденной жизни хватает. С дочерью я ещё могу немного по
душам поговорить, а с ней на такие темы лучше не заикаться… Однако при всём том, что я тут
сказал, знаешь ли ты, в чем главная сила нашей нации? – продолжая, задаёт Иван Степанович
очередной непростой вопрос.
Роман теперь лишь беспомощно пожимает плечами.
– А в том, что нам по большому-то счёту наплевать на все эти уже вековые традиции
христианской морали. Осколки язычества, вбитые в нас на генном уровне, торчат из нашей
личности как шипы у ежа, и потому нас никто никогда не съест. Мы этими языческими шипами
принципиально отличаемся от всякого другого народа. Именно от того, что нам всё, грубо говоря,
похер, мы выживем в любых условиях! Адаптируемся и приспособимся хоть к соляной кислоте. Эта
внутренняя, неосознаваемая вера сидит даже в тех, кто носит крестик. И эта вера сильнее любой
другой.
Роман невольно улыбается – вот это ему уже по душе.
…Когда они с Ирэн бредут домой по вечерней улице, ведя за руки Серёжку, Роман чувствует
себя в каком-то вывернутом, теперь уж не поймёшь – не то в истинном, не то в ложном измерении.
Не выходит из головы утверждение тестя, что живём мы вроде как в потерянной стране. Да какая
же она потерянная? Вот она, вокруг нас. Вот дома одного из её городов. Не картонные же они, а
настоящие: кирпичные и панельные… А вот жена теперь куда понятней. Конечно же, её колючий
ум от отца. Чтобы быть на равных с ней, тоже требуется колкость, острота ума, ироничность,
знания.
– Почему ты не говорила мне ничего подобного? – спрашивает Роман. – Ведь ты, наверное,
слышала обо всём этом с детства.
– Конечно слышала, – отвечает она, – для меня это даже привычно. Но папа всегда запрещал
болтать на такие темы. И даже просил не поддаваться на провокации, если кто-то об этом
заговорит. . Просто он боится за меня…
– Боится!? Значит, он искренне верит во всё?
– Ты