Большие изменения произошли за последнее время на Западе. За многие и многие поколения эта земля заполнилась стадами крупного рогатого скота, который мало что значил в глазах остального мира. Копыта, шкуры и рога могли, конечно, быть использованы. Но мясо и кости пропадали даром. Человек мог убить быка, чтобы зажарить один бифштекс, и преспокойно бросал остальное. Это не считалось грехом, если не пропадала шкура.
Десятки тысяч костлявых лонгхорнов бродили по степям и заполняли долины. Лето истощало их. Зима сбивала в кучу, засыпала снегом и убивала многих, словно мух. Но их, как ни странно, становилось только больше.
До сих пор все это мясо бродило без пользы, но наконец инженерные умы вкупе со здоровым духом нации проложили путь через континент, и железная дорога начала вывозить с земель Запада огромное количество мяса. И хотя оно было куда хуже того, что давали вскормленные зерном животные Востока, его было достаточно, чтобы наполнить кастрюли бедняков. А мясо есть мясо, даже когда оно жесткое, как подошва. Так эти бесчисленные беспризорные стада, блуждающие прежде по равнинам, внезапно возросли в цене, и Эндрю Эпперли, приехавший однажды на Запад отдохнуть и поохотиться, понял, какие в этом деле открываются неограниченные возможности. У него было достаточно средств и духа авантюризма. Сам он не разбирался в скотоводстве, но сумел нанять тех, кто знал толк в этом деле. И погрузился в дело с головой. Он еще застал те времена, когда коров в Техасе можно было купить по доллару за голову. Но цена вскоре изменилась. Он увидел быков, за которых просили тридцать пять – сорок долларов. Индейцев загнали в резервации и удерживали там, и эти индейцы хотели есть. Железная дорога вывозила десятки тысяч голов скота на Восток. Недавно еще крупные скопления скота несколько поразрядились. Рынок закупал немного быстрее, чем мог восстанавливаться источник продукции; таким образом, цена на нее все время сохранялась хорошая.
Разъезжая тут и там и скупая породистый скот, Эндрю Эпперли вскоре заполонил всю страну своими огромными стадами. Он покупал коров на юге по двадцать, гнал их на север и продавал там по сорок долларов. Год от года он делался богаче, удваивая капитал. Вскоре он так разбогател, что перестал вникать в детали и подсчитывать общее количество средств, которыми владел. Все, что ему приходилось делать, – это придумывать новые комбинации, осваивать новые рынки и отправлять туда скот; договариваться о перевозке на большие расстояния и откупаться либо отбиваться от индейцев, от мелких белых негодяев и организованных дельцов.
Поскольку такой огромный и быстрый рост его благосостояния не мог не вызывать зависти, находились люди, которые вредили ему, как только могли. Рынки сбыта были открыты для скота, принадлежащего любому. Наивные вопросы о наличии соответствующего клейма и расписки о продаже не задавались. Востоку нужен был скот; железные дороги стремились наполнить свое русло, а покупатели просто сгребали все стада, которые попадались под руку, не задерживаясь