Булгаков. Да, не люблю. Не люблю и не верю в людей! (снова вскакивает, бегает, горячится) Веками они ходили в церкви, целовали батюшкам руки, тащили масло, молоко и яйца, а теперь так покорно смотрят, как разрушают церкви и высылают попов. Многие, как вы совершенно правильно изволили заметить, даже злорадствуют, участвуют во всём этом. За что же мне их любить? Сегодня они кричат «Да здравствует!..», и «Ура!», и горе тому, кто не крикнет, а завтра появится кто-то новый, кто скажет, что всё это, начиная с семнадцатого года… ошибка… перегиб… преступление…
Белозёрская (входит, неся бутылки). О, господи, Миша, тише!
Булгаков. …и они с готовностью станут делать на эту тему доклады! А что будет после, – мы и представить себе не можем!
Эрдман. Совершенно с вами согласен.
Булгаков. У человека бог всегда в голове. И когда он изгоняется, на его место приходит кто?
Белозёрская. Кто?
Эрдман. Другой бог.
Булгаков. Ах, если бы! Мне-то всё кажется, что на его место пришёл совсем другой персонаж.
Звонок в дверь. Белозёрская показывает глазами на ушедшую в кухню домработницу.
Белозёрская. Умоляю, друзья, осторожней. И кстати, Николай Робертович. У нас есть сыр.
Эрдман смеётся. Белозёрская уходит открывать дверь.
Эрдман. Вам шах, гражданин Булгаков.
Булгаков садится за стол, смотрит.
Булгаков. Позвольте! А ладья-то где?
Эрдман. Какая ладья?
Булгаков. Вот тут у меня ладья стояла!
Входят Ильф и Петров, такие разные и, одновременно такие похожие друг на друга.
Ильф. Эрдман ладью украл!
Петров. Какой скандал!
Булгаков. В такой обстановке я играть отказываюсь.
Эрдман. Сдаётесь?
Булгаков. Нет, просто не буду больше играть и всё… (нарочито поворачивается к вошедшим, начинает их приглашать, усаживать). Евгений Петрович, Илья Арнольдович, будьте любезны, проходите! У нас сыр есть!
Эрдман смеётся.
Петров. Мы Карлыча с собою привели, ничего?
Ильф. Он пьян со вчерашнего…
Булгаков. Не мудрено.
Входит Белозёрская.
Белозёрская (с каким-то ужасом). Миша, там Юра…
Булгаков (кивает, кричит домработнице). Груня! Убирай, детка, водку…
Белозёрская сторонится, пропуская Олешу, который может идти, только повиснув на Катаеве.
Олеша (заплетающимся языком). Веселитесь? Ну, правильно… У вас тут тепло… У вас тут сыр… И абажур размером с дирижабль… А ему… ему холодно…
Катаев. Извините, Любовь Евгеньевна… извините… Юра, может, ты сядешь?
Олеша (вдруг взвинтился). Нет! Я буду пить стоя!
Булгаков. А не будет вам?
Олеша. Как хотите. Всё равно надо пить не чокаясь…
Олеша нагибается, достаёт чекушку из носка.
Катаев. Откуда у него? Я вроде всё проверил.
Олеша. Посуду дайте! А то из горлышка тяпну!
Булгаков кивает Любови Евгеньевне,