Мафия. Анатолий Безуглов

гулом и развалился на куски. Последний раз коротко звякнул его медный язык, и малиновый колокольный звон больше никогда не плыл над селом. Вот тогда и заголосили старухи и женщины, неистово крестясь и проклиная разрушителей.

      Матушка, стоявшая в стороне, молчала. Губы у нее были сжаты, лицо побелело. Мне показалось (или на самом деле?), по ее лицу потекли слезы.

      Когда я вернулся домой и принялся с восторгом воскрешать картину разгрома, она стиснула мою руку так, что я закричал от боли:

      – За что?!

      Она отпустила руку и с невероятной мукой произнесла:

      – Бедные дети! Не знаете, что творите…

      Теперь-то я отлично понимаю, что мы тогда наделали в состоянии всеобщего ослепления.

      …И вот я стоял перед почерневшим, обезображенным до неузнаваемости храмом. Не верилось, что можно его возродить.